Надежда Арсеньевна Бокач — самый цитируемый молодой ученый в СПбГУ, ведущий специалист Санкт-Петербургской школы координационной и металлоорганической химии. Удостоена премии президента за достижения в развитии современных методов органического синтеза с участием металлов платиновой группы. У нее смущенный смех и талант по-научному четко и лаконично объяснять. Она, как говорит ее заведующий кафедрой Вадим Юрьевич Кукушкин, мастерски и по-мужски водит машину и даже окончила школу экстремального вождения. Ее старшей дочери семь лет, а младшая скоро появится на свет…

Ученые в Кремле

— Надежда Арсеньевна, какое впечатление оставила церемония в Кремле?

— Все было очень хорошо организовано, четко, так что не оставалось места для особых волнений. Заранее, дней за пять, позвонил сотрудник администрации президента, сказал, что нужно подготовить: что будет речь, что можно позвать гостей, какая форма одежды, когда приехать в Москву. Накануне, 7 февраля, была репетиция в Екатерининском зале, так что мы уже представляли себе, как все будет происходить. Я познакомилась с другими лауреатами — до этого, хотя я спрашивала у помощника, он не говорил, кто еще будет награжден. Все равно, честно говоря, волновалась — особенно перед самой церемонией, когда мы ждали у входа в зал, и выстроились гвардейцы — сама торжественность момента впечатляет… Сужу даже не по себе, а по моим приглашённым — на церемонии был наш декан  Ирина Анатольевна Балова и наш заведующий кафедрой  Вадим Юрьевич Кукушкин. Потом они мне сказали, что в минуту вручения у них даже слёзы на глазах появились. А уж сентиментальными людьми их вряд ли можно назвать.

— Вы готовили речь?

— Да, конечно! Это же чрезвычайно ответственный момент, масса гостей, телевидение. Как можно не готовить? Помощник из администрации президента рекомендовал заранее подумать, что говорить, потому что у нас будет всего минуты полторы на выступление. И я знала какие-то опорные моменты: хотелось поделиться своей радостью, хотелось отметить роль университета. Ведь многие наши работы действительно не состоялись бы, не будь той обстановки, оборудования, какие сейчас есть в университете.

— У вас было потом неформальное общение с президентом?

— Скажу откровенно, что «неформальным» это общение можно назвать лишь условно. Представьте, что вы разговариваете с кем-то, а вас снимают десятки телекамер, ты «общаешься» через десятки микрофонов и диктофонов… особый жанр! Тем не менее, отвечу на вопрос. Как нас, опять же, предупредили, на общение с нами у президента было отведено 10-15 минут. Некоторые готовились заранее: у физиков был с собой целый список вопросов, они ходатайствовали о своей физико-математической школе, например. Меня Путин попросил сравнить работу у нас и в Европе, поскольку я довольно много работала за границей.

— А где вы работали?

— Больше всего в Португалии, я была там постдоком, а также работала менеджером лаборатории ЯМР. Наша научная группа много сотрудничала с португальскими коллегами, еще когда я училась в аспирантуре. Тогда здесь у нас не было достаточных условий для работы. Потом мы много работали с Финляндией. Это удобно и близко. Сотрудничали с университетом Йоэнсуу. Делали синтез здесь, в России, а профессор-кристаллограф Матти Хаукка расшифровывал структуры, которые у нас получались. Были забавные моменты, которые иногда вспоминаем. Я получила одно интересное соединение, структуру которого для публикации надо было обязательно расшифровать. Кристаллы для проведения рентгеноструктурного анализа получались легко, но к нашему огорчению, они «жили» всего сутки. И мы устроили что-то вроде эстафеты — я рано утром синтезировала это соединение, к середине дня у нас были кристаллы, которые тут же вручались ожидающему Вадиму Юрьевичу, и он тут же ехал на машине в Йоэнсуу. Там уже был заранее освобождённый для эксперимента дифрактометр, и кристаллы ближе к ночи ставили на съемку. И все получилось! Вот эта «эстафета» в итоге принесла нам статью в журнале Американского химического общества. Теперь в Университете есть ресурсный центр по кристаллографии, так что нам достаточно спуститься на первый этаж вместо того, чтобы ехать в Финляндию. Просто, эффективно, но где-то не столь романтично… Хотя уж лучше «просто».

Мы, конечно, продолжаем сотрудничать с коллегами за границей, но изменился формат, даже цели. Раньше у нас не было практически никакого оборудования. Наши материалы приходилось анализировать за границей: отдавать кому-то или ездить работать на чужом оборудовании самим. Теперь в ту же Португалию мы ездим, чтобы обсудить с коллегами совместную работу, обменяться опытом, сделать что-то совместно. На это уже не требуется так много времени. Летом я провела месяц в Португалии, и этого вполне достаточно. Остальное время можно общаться по Интернету, очень кстати оказывается Скайп. Более длительные поездки, заграничные стажировки, я считаю, необходимы студентам. Я сама так многому научилась. Такая практика принята в Европе и получает все большее распространение у нас.

— Так где же лучше работать, с вашей точки зрения? Что вы ответили президенту?

— Я ответила честно, что сейчас в СПбГУ мне лично зачастую лучше, чем в финских лабораториях, где мне доводилось работать. Особенно если брать в расчет ресурсные центры. Мы работаем с кристаллографами, специалистами в ЯМР, аналитиками, у которых отличные современные масс-спектрометры. Что касается нашей лаборатории, то после моего участия в конкурсе на премию президента в 2010 году (тогда я не получила премию, хотя и вошла в шорт-лист кандидатов) ректор проявил интерес к исследованиям нашей научной группы, предложил помочь с лабораторной базой. Тогда мы начали ремонт, он уже близок к завершению, так что теперь у нас очень современная лаборатория. Повторюсь, теперь нам не надо «отдавать на сторону» анализ результатов нашего синтеза, мы все можем делать сами. Уровень оборудования пока даже превышает наши потребности, но мы быстро «дорастем». Вопрос «где лучше» имеет и личностный оттенок — где тебе лучше жить и на каком языке тебе лучше разговаривать? Мне проще и лучше в России и на русском. Кому-то иначе, дело индивидуальное.

Платина как рычаг

— Есть мнение, что настоящий ученый должен легко популярно объяснить, над чем работает…Что такое ваш органический синтез с участием металлов платиновой группы?

— Начнём с того, что я совершенно не уверена в том, что понятие «настоящий ученый» коррелирует с «отличный популяризатор». Химики СПбГУ часто проводят значимые конференции с участием, в частности, нобелевских лауреатов по химии. Это выдающиеся учёные, но сказать, что они блестящие лекторы, вряд ли кто-то решится. Это частая ошибка студентов — они талант лектора отождествляют с научными заслугами. А ведь часто не все так однозначно! Тем не менее попытаюсь ответить на ваш вопрос. Наша задача — получение новых соединений. Хорошо бы с полезными свойствами, но необязательно, потому что наши исследования главным образом фундаментальные: мы стремимся получить новые вещества и найти новые способы их получения. Металл в данном случае можно сравнить с рычагом. Если реакция сама не протекает, мы можем «сдвинуть» ее с помощью такого рычага. Иногда металл выступает как катализатор; иногда же его требуется столько же, сколько и преобразуемого вещества, и в итоговом продукте металл остается связанным с органической частью. Несмотря на то что наши исследования в основном фундаментальные, возможны и практические выходы — в тех случаях, когда мы обнаруживаем вещества с полезными свойствами. Причем самыми разными. Если кратко перечислить, наши исследования открывают возможности для создания противоопухолевых лекарств нового поколения, а также для разработки и развития инновационных технологий получения органических светоизлучающих диодов. Очень перспективны силоксановые полимеры, вулканизация которых осуществляется с помощью соединений платины, потому что они инертны. А значит, могут применяться в медицине, например, для имплантов. Подчеркну, когда мы работаем, нас интересует не будущая полезность продуктов, а сами реакции: почему они протекают так или иначе? Что будет, если добавить тот или иной металл? А вот если мы получаем что-то потенциально интересное, тогда делимся с коллегами. Например, что касается диодов, «сдавали» результаты физикам; обнаруживаем соединение платины, растворимое в воде — зовем биологов, им это может быть важно. И так далее.

Еще в наших планах заняться химией золота. Техника работы с драгоценными металлами нами освоена, там много общего, поэтому это вполне логично. Хотим попробовать перенести на золото наши разработки. В последнее десятилетие наблюдается бурное развитие химии соединений золота, которые находят самое разнообразное применение — как катализаторы, люминофоры, наноматериалы. Посмотрим, получим ли мы новый катализатор.

— А можно про какое-нибудь одно практическое применение подробнее для примера? Например, про противоопухолевые препараты…

— Платина — тяжелый металл, для человеческого организма яд. Попадая в клетку, платина связывается с молекулами ДНК и нарушает ее структуру. В результате клетка теряет способность к репликации и умирает. На этом и основано действие противоопухолевых препаратов: они делают невозможным размножение клеток, а ведь именно размножение обеспечивает патологический опухолевый процесс. Конечно, платина токсична, она действует не только на опухолевые клетки, но если стоит вопрос жизни и смерти — такие препараты позволяют продлить жизнь. Сейчас ведется поиск соединений, которые сохраняли бы активность против опухолей, но обладали меньшей токсичностью.

Когда работа еще и хобби

— Как долго вы шли к своей научной теме? Изначально ваша профессия — учитель…

— Химией я заинтересовалась еще в школе в Вологде, тут надо сказать спасибо учителю, Александру Михайловичу Череднику. У него была своя нестандартная манера преподавания, все оказывалось чрезвычайно интересным, и я увлеклась, ходила на факультативы, олимпиады. В Вологде на химика можно было учиться только в педагогическом институте. Я поступила на специальность «учитель химии и биологии». Однако с первого курса научный руководитель предложила мне писать исследовательскую курсовую работу. Хотя и в другом направлении, чем я стала заниматься потом. Но дело в сути: я занялась разгадыванием загадки. И поняла, что это мне интереснее, что я, скорее, хочу разгадывать научные загадки, нежели быть учителем. Действительно, наука приносит мне удовольствие, и в этом отношении я счастливый человек: моя работа является и моим самым большим хобби. По окончании института мой научный руководитель предложила пойти в аспирантуру — и тут уже надо было ехать в Петербург. Так я попала под начало к Вадиму Юрьевичу Кукушкину, стала заниматься органическим синтезом с участием металлов платиновой группы. Это его тема, и он включил в разработки меня — так обычно и бывает с аспирантами.

— Сложно было приспособиться к новому городу, новой теме, переключиться?

— Я приехала в Петербург в 1999 году. Сами понимаете, какое время. Конечно, было сложно. Бытовые трудности, денег не было. Мне даже приходилось летом работать на рынке, , чтобы заработать хоть какие-то деньги на жизнь. А выжить в науке помогала мотивация: я вникала в синтетическую химию, осваивала химию платины. Мне было интересно, я была поглощена этой работой и не замечала многих бытовых неурядиц. С Вадимом Юрьевичем Кукушкиным мы быстро сработались. Он требователен, но дает аспирантам много свободы, позволяет действовать самостоятельно. Он всегда протестует, когда его называют «учителем» — говорит, что он не учитель, а коллега, и учиться аспиранты должны сами, осуществляя с ним совместный проект. Я тогда приняла его стиль как должное. Еще, переехав в Петербург, я в любую свободную минуту знакомилась с городом, впитывала его образ и характер. Это помогло мне привыкнуть, сжиться с ним.

— Вы не стали учителем, но ведете занятия у студентов. Что вам больше нравится: преподавание или научная работа?

— Сейчас я не очень много преподаю, веду два курса. Однако у меня много дипломников, аспиранты. Я люблю исследовательскую работу, но она требует времени и безотрывности. Сейчас я больше работаю с ребятами. Аспиранты — основная производительная сила экспериментов! Я консультирую, обсуждаю с ними результаты, мы вместе пишем статьи.

У меня сейчас два гранта РФФИ, плюс университетский, по мероприятию 2. Они позволяют обеспечивать реактивами и расходными материалами нашу лабораторию. Плюс мы получаем доплаты за публикационную активность и гранты на поездки — это очень удобная практика.

У нас есть и своё стимулирование студентов и аспирантов внутри научной группы. Это ежемесячные доплаты в размере 4-5 тысяч рублей студентам старших курсов и аспирантам, проявившим себя в лаборатории как исследователи. Помимо этого мы выплачиваем разовые премии за опубликованную работу, размер которой пропорционален импакт-фактору журнала — мы платим с грантов сумму 4 000 рублей, умноженную на импакт-фактор журнала. Так, например, если студент опубликовал статью в журнале Американского химического общества с импакт-фактором 5, то за это можно получить премию в районе 20 000 руб. У нас нередки случаи, когда студент по итогам года получает премию за публикационную активность, которая превышает его годовую стипендию. Безусловно, наши студенты работают «за идею», а не «за деньги», но согласитесь, что такая материальная поддержка не лишняя. Тем более что она напрямую зависит от результатов твоего труда!

— На празднике в честь 289-летия университета вас поощрили за выдающиеся успехи — ректор дал вам право выбрать время начала занятий в следующем семестре. Но совершенно очевидно — вы собираетесь в декретный отпуск…

— Да уж, скрыть невозможно! Но я не хотела бы полностью выключаться из работы. Нельзя терять контроль. Я надеюсь, что получится работать из дома, ведь я могу получать отчеты аспирантов и коллег по электронной почте. Мы это называем «общаться файлами» — так мы делимся результатами, анализируем их, пишем статьи. Хотя загадывать, конечно, сложно. Моей старшей дочке семь лет, и тогда я примерно через полгода после ее рождения уже вернулась к работе, мы вели большой международный грант и вполне успешно его закончили. Дома мне очень помогает мама. Если бы не она, я бы тогда не справилась! Очень надеюсь на ее поддержку и в этот раз.

Так что в моем положении как раз удобно выбирать начало лекций, ведь с осени я уже хочу их читать и ни в коем случае не прерываться. Мне очень нравятся мои курсы, и я никому не хочу их отдавать! А лекции я предпочитаю читать с утра, чтобы пораньше освобождаться и оставлять время для разговора с аспирантами.

Елизавета Благодатова