Пять лет назад, 23 декабря 2007 года, ушла из жизни Наталия Николаевна Кузнецова,  много лет возглавлявшая университетскую газету, при  ее деятельном участии ставшую журналом «Санкт-Петербургский университет». Все, кому довелось общаться с Наталией Николаевной,  сохранили самые теплые и светлые воспоминания о ней как  о Журналисте и Человеке.

Наталия Николаевна Кузнецова

Существовала в недалекие времена такая расхожая фраза: «незаменимых людей нет» — фраза бодрых строителей коммунизма, марш энтузиастов («Отряд не заметил потери бойца…») Не будем доказывать, что она фальшива и лицемерна, как и вся идеология, ее породившая. Но особенно остро чувствуешь нелепость и даже аморальность этой фразы, когда уходит из жизни человек не просто яркий и талантливый, но предельно честный, болеющий за общее дело, человек, олицетворяющий совесть человеческую. Такой мне и запомнилась Наталия Николаевна Кузнецова, с момента безвременной кончины которой в декабре 2012 года исполняется 5 лет.

Как-то так получалось, что мои обращения к Наталии Николаевне как редактору журнала «Санкт-Петербургский университет» приходились на весьма значимые моменты нашей общественной жизни. Вероятно, поэтому они особенно мне запомнились. Впервые я встретился с Наталией Николаевной в начале 1988 года. Но события, предшествовавшие этой встрече, происходили задолго до этого, в середине 1962 года. Я был в то время аспирантом кафедры радиохимии, готовил большую обзорную статью для журнала «Успехи химии», а «по общественной линии» (как говорили тогда) был главным редактором стенной газеты химического факультета «Катализатор». Время от времени помещал также свои заметки в центральной университетской газете «Ленинградский университет». Однажды, придя к главному редактору газеты В.Таловову, которого немного знал, предложил для публикации свою статью. Он спросил: «Как называется статья?». Я озвучил название. Не задумываясь ни на секунду, он ответил: «Нет, невозможно». «Что невозможно?» — спросил я. «Невозможно опубликовать статью», — пояснил Таловов. Такая реакция была для меня совершенно неожиданна. И в том числе потому, что незадолго до XXII съезда КПСС в газете «Ленинградский университет» была опубликована моя весьма критическая статья, в которой я описал рутину практикумов, зачетов и коллоквиумов и которую сам Таловов предложил назвать: «Менделеевых теряем. Почему?» В полном недоумении я спросил: «Что же делать?» «Иди к секретарю парткома, если он даст добро, опубликую», — был ответ.

Я пошел в партком, который тогда располагался на втором этаже здания НИИ физики. Секретарем парткома был делегат XXII съезда КПСС В.А.Пешехонов. Он был на месте. Я сказал, что подготовил статью для газеты «ЛУ», но для ее публикации требуется согласие парткома. Пешехонов не стал задавать лишних вопросов и только спросил: «Как называется статья?» Я озвучил название. Ответ был тот же: «Публикация невозможна». Тут, наверное, во мне взыграла кровь моих давних кавказских предков, и я, забыв, где нахожусь, почти заорал: «Кто-нибудь прочтет статью или все будут ограничиваться только названием?». Владимир Андреевич внимательно посмотрел на меня и сухо сказал: «Обратитесь к моему заместителю профессору Белых».

Я разыскал А.К.Белых и, объяснив цель встречи, передал ему мою рукопись. Необходимости спрашивать название у него не было. Он его зачитал: «Нам нужен дискуссионный клуб!». «Хорошо, я посмотрю вашу статью», — сказал профессор и попросил зайти к нему через три дня.

А.К.Белых был заведующим кафедрой теории научного коммунизма и, конечно, понимал политическую ситуацию в стране лучше меня. По-видимому, эхо стуков и криков Никиты Сергеевича Хрущева на Андрея Вознесенского на XXII съезде продолжало звучать во всем идеологическом спектре политики КПСС, окончательно заглушая робкие ростки недавней оттепели. Ответ Аката Калистратовича был предельно откровенным. «Мне понравилась ваша статья, — сказал он. — Вот здесь имеются мои отдельные замечания». Он указал на заметки, сделанные красным карандашом на полях рукописи. «Но, может быть, вы не будете настаивать на ее публикации?»

Что значит «настаивать на публикации», как и где это делать, я не знал, и таких намерений у меня, конечно, не было. Положил рукопись в стол и забыл о ее существовании. Помню позднее, когда в 1968 году я возвращался из Франкфурта-на-Майне после десятимесячной стажировки, при досмотре багажа таможенник отобрал у меня книгу Булата Окуджавы, включающую его повесть и стихи и изданную в Лондоне. Вот тут-то я попытался, было, настаивать на том, чтобы мне вернули книгу, поскольку все это было уже опубликовано в СССР. На это мне офицер сказал, что если я буду настаивать на своем, он сообщит ректору, «чем я занимался за границей». После этого охота продолжать дискуссию на поэтические темы у меня пропала.

Наступила Перестройка. Политическая и психологическая атмосфера в обществе радикальным образом изменилась. Дискуссии становились нормой общественной жизни. Пусть трудно, но мы двигались к созданию гражданского общества. «Процесс, — как говорил Горбачев, — пошел». Я достал свою многострадальную статью и отправился в редакцию газеты «Ленинградский университет», ставшей теперь еженедельником. Здесь я и познакомился с исполнявшей тогда обязанности главного редактора Наталией Николаевной Кузнецовой. Это была молодая женщина с живым, внимательным и, как мне показалось, пронизывающим собеседника взглядом. «Чьи это пометки на полях, красным карандашом?» — задала она вопрос. «Профессора Белых», — ответил я, рассказав историю рукописи. Она забрала мои пожелтевшие листочки, сказав, что посмотрит на предмет публикации. Статья появилась в одном из февральских выпусков 1988 года под названием «Не салон для досужей болтовни». Анонсируя статью, Наталия Николаевна, в частности писала: «Мы представляем вниманию читателей статью, возраст которой 25 лет. На полях пожелтевших машинописных страниц хорошо видны следы красного карандаша — наиболее популярного цвета политического светофора в то время. Трудно, конечно, ожидать, чтобы газетный материал сохранил злободневность в течение четверти века. Так, по крайней мере, хотелось бы думать. Однако (к сожалению!) кое-что в этой статье является актуальным и поныне».

Я никогда не обсуждал с Наталией Николаевной каких-либо политических вопросов. Но было отчетливо видно, что время горбачевской перестройки — время возвращения к правде — это было ее время, и это время она тонко чувствовала; это был ее воздух, которым она дышала, и всеми своими силами пыталась помочь трудному процессу обновления общества. Напомню, что основную опасность перестройке составляли не столько консерваторы (с которыми Горбачев понемногу справлялся), сколько люди, стремящиеся нажить на этом процессе политический капитал. Были и те, которые искренне считали, что перестройка идет медленно, что «Горбачев запаздывает». Были безбашенные «р-р-революционеры», не задумывающиеся о том, насколько сложен процесс перехода от тоталитарной системы к правовому государству. Все это создавало опасность реакционного переворота и возврата в коммунистический гулаг. Опасность коммунистического реванша я остро ощущал, буквально осязал кожей, и очень этого боялся. В августе 1990 года я обратился с просьбой к главному редактору газеты «Вечерний Ленинград» Майорову опубликовать мою статью, которую я назвал «Снова левый марш?».

Редактор посмотрел материал и назвал дату, когда статья будет опубликована. Но, по-видимому, он лукавил: когда я в соответствующий день открыл газету, обнаружил в ней замечательную работу Александра Исаевича Солженицына «Как нам обустроить Россию? Посильные соображения». Моего материала в газете не было. Не появился он и в последующие дни, хотя я заручился для публикации письменной поддержкой ректората. На мой вопрос, почему задерживается публикация статьи, главный редактор ответил: «Но там же сплошной панегирик Горбачеву!» Но он снова лукавил — с его стороны это был лишь предлог. Основной идеей в статье была простая мысль: не надо забегать вперед, не надо ультрареволюционных фраз, не надо причитаний и истерик. Нужно системное, продуманное и методичное движение вперед, подчиняющееся общему закону динамики сложных систем: методом малых возмущений, в каждый данный момент не слишком отклоняясь от положения равновесия. Иначе — крах, катастрофа.

Отказ в публикации, в общем, для меня не был столь уж неожиданным. «Вечерний Ленинград» предоставлял свои страницы, например, следователю Н.В.Иванову (тому самому, который «Гдлян и Иванов»). То ли в безумии, то ли расчетливо, с целью сокрытия некоторых своих грехов в Средней Азии, Иванов звал Русь «к топору». О какой уж устойчивости системы тут может идти речь!?

Итак, я снова сработал в стол. Текст статьи долго оставался в компьютере, потеряв актуальность, ибо всё то, чего я так боялся, свершилось в августе 1991: путч, попытка консервативных кругов КПСС, КГБ, армии сбросить Горбачева и вернуть все снова на круги своя. Нас спасло чудо. Это чудо состояло в том, что за шесть лет перестройки и гласности народ обрел человеческое достоинство, из покорного и ко всему привычного «стада» (по Пушкину) люди успели превратиться в граждан, готовых лечь под танки во имя приобретенной свободы. Этого путчисты не ожидали, и это предопределило их поражение.

Наступает сентябрь 1999 года. После тяжелой болезни в клинике Мюнстера умирает Р.М.Горбачева. Отношение к ней при жизни со стороны советских людей было неоднозначным, иногда незаслуженно негативным, несправедливым. Нет сомнения, что она была не просто супругой генсека, но и соратником по политической борьбе и моральной опорой инициатора перестройки. Людей почему-то это раздражало. Однако кончина Раисы Максимовны как-то изменила эмоциональный настрой: в отзывах людей о ней зазвучали теплые ноты. Мне захотелось воздать должное чете Горбачевых, как и вообще эпохе перестройки и гласности. И хотя моя статья «Снова левый марш?» имела теперь только мемориальное значение, я понес распечатку статьи Наталии Николаевне. Объяснил, что работа уже десять лет лежит в газете «Вечерний Ленинград» («Вечерний Петербург»). Наталия Николаевна забрала статью и опубликовала ее в октябрьском номере журнала «Санкт-Петербургский университет». Теперь статья носила название: «Частное недоумение избирателя, или В защиту беспартийного генсека». В «Послесловии редакции» Наталия Николаевна написала: «Читаешь статью Р.В.Богданова и думаешь: «Нет пророка в своем отечестве».

В 1999 году властная вертикаль не была еще выстроена ни в России, ни в Университете, и с публикацией статьи никаких сложностей не возникло. Но все же без неприятностей не обошлось. Один из проректоров Университета увидел в моей характеристике писателя Василия Белова клевету на «русского патриота» и заявил, что «этот гад», то есть я, в университете работать больше не будет. Наталия Николаевна срочно пошла к Людмиле Алексеевне Вербицкой, спасать меня. Не знаю, чем эта история для меня бы закончилась, но вскоре оказалось, что у упомянутого проректора был какой-то бизнес на стороне, причем не достаточно честный, в отношении него возбудили уголовное дело, и из университета он был уволен.

Следующий мой повод обратиться к Наталии Николаевне за помощью возник совсем уж в нашей новейшей истории — в связи с безобразной политикой губернатора В.И.Матвиенко в отношении личных гаражей граждан. Мания ломать людей через колено во имя какой-то навязчивой идеи, видимо, постоянно живет в крови наших руководителей, начиная с Петра I, а, может быть, и раньше. «Вторая столица», «Северная столица», «Культурная столица» — под эти лозунги и вопли бульдозерами сносились гаражи, иногда вместе с автомашинами. «Блошиный рынок» в центре города не портит внешний вид Парижа, а у нас гаражи в спальных районах «не соответствуют статусу “культурной столицы”» — безграмотное словосочетание, запущенное в обиход чиновниками. Впрочем, всем и так понятно, что это — только предлог, некое эстетическое обоснование разбоя, а в основе — чисто коммерческий интерес: жажда получить площади для строительства с почти готовой инженерной инфраструктурой. Страшная это вещь — сращивание властных и коммерческих структур. Между прочим, во всем мире это образование называется мафией. Я написал небольшую заметку под названием «Что бы я сказал в ЗакСе, если бы мне дали слово». В ней я никого не обвинял, не обличал, не разоблачал, а только выражал недоумение по поводу действий городских властей. Удалось договориться с главным редактором «Санкт-Петербургского дневника» Владимиром Малышевым о том, что заметка будет помещена в газете в качестве письма читателя в редакцию. Редактор не обманул, письмо было напечатано, но его вид мало напоминал первоначальный текст. Фраза о том, что 11 марта я голосовал за «Единую Россию» (поскольку коней на переправе не меняют), была сохранена. А все остальное подверглось такой редакторской правке, что невольно вспомнилась шутка о том, что столб — это хорошо отредактированная сосна.

Я позвонил Наталии Никола­евне по домашнему телефону. Она была уже тяжело больна и разговаривала с трудом. Но тем не менее обещала посмотреть материал. Вскоре моя заметка без каких-либо купюр была опубликована в журнале «Санкт-Петербургский университет». Замечу к слову, что ЗакС озаботился проблемами гаражей лишь через несколько лет и то, говорят, только потому, что был снесен гараж  какого-то лица, имеющего отношение к этому органу власти. Новый губернатор Санкт-Петербурга ввел временный мораторий на снос гаражей, а в настоящее время выплачивается, хотя и не адекватная, но все же некоторая компенсация владельцам снесенных гаражей. Ну, это, как говорится, a propo.

А мои воспоминания хотел бы завершить простой мыслью. За свою жизнь мы все наслушались бесчисленного количества громких призывов и высокопарных фраз с разных высоких трибун, обещаний светлого и справедливого будущего (с настоящим — у нас всегда плохо). А деятельность Н.Н.Кузнецовой — это тихая и великая работа, это — реальный пример самоотверженного служения делу справедливости, правды, здравого смысла.

У Андрея Вознесенского есть такие строчки:

Мафиози люты −

Не склоняйтесь в пояс!

Все, что нужно людям —

Голова да совесть.

Спасибо, Наталья Николаевна, за ваш великий труд, исполненный полностью и до конца человеческого.

Р.В.Богданов,
доцент кафедры радиохимии