«Я всё свободное время провожу в Университете…»
Евгений Николаевич Соляков, актер БДТ имени Г.А.Товстоногова, руководитель Театрального содружества универсантов «FILOLALIA» рассказывает о своем творческом пути и о любимой работе со студентами.
— Евгений Николаевич, Большой драматический театр несколько лет, даже десятилетий, был Меккой для всех артистов Ленинграда, туда стремились многие, а вы?
— Я не исключение, но моя карьера началась в Театре драмы и комедии на Литейном. Я сыграл Сашу Зеленина в «Коллегах» Василия Аксенова. Тогда модно было проводить конкурсы творческой молодежи. Я занял в таком конкурсе первое место, и Обком комсомола наградил меня путевкой на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Хельсинки и телевизором с самым большим экраном. Хельсинки тогда я не увидел, как, впрочем, и телевизор. Через много лет моя мама заметит, что лучше Зеленина я ничего не сыграл, а Василий Аксенов скажет, что из всех Зелениных, которых он видел в театре и кино, лучший Сашка — это Соляков.
Увидел меня в этой роли Игорь Владимиров и пригласил в свой театр. Несколько лет я служил в Театре Ленсовета, но как-то не очень успешно. А потом одна актриса попросила подыграть ей в сцене, которую она показывала на просмотре в БДТ. Конечно, я надеялся, что когда мы сыграем наш диалог, меня спросят: «Молодой человек, а вы где работаете? Не хотите ли работать в нашем театре?» Мы отыграли сцену. Меня ни о чем не спросили и я попрощался со своей мечтой работать в этом театре. Когда мы ждали конца показа, к нам вышел заведующий режиссерским управлением и обратился ко мне с просьбой помочь артистке из Воронежа, которой должен был подыгрывать в сцене из «Идиота» Иннокентий Смоктуновский: «Он почему-то опаздывает» — ( как хорошо, что тогда не было мобильных телефонов!). Я соглашаюсь — терять мне уже нечего!
Актриса меня «инструктирует»: «Я Настасья Филипповна. Вы князь Мышкин. Ничего не играйте. Стойте и спокойно читайте текст — все будут смотреть на меня». А моя мама «подсунула» мне «Идиота», когда мне было 11 лет, с тех пор Мышкин мой любимый герой. Вскоре после начала отрывка чувствую, что Георгий Александрович смотрит только в мою сторону и начинает «сопеть»! «Просопел» Товстоногов до конца отрывка, по окон- чании которого спросил меня, где я работаю. Впоследствии, уже работая в БДТ, я узнал, что «сопение» Г.А. означает его заинтересованность и расположение. С начала нового сезона я уже репетировал Лейтенанта Шмидта в спектакле «Правду! Ничего, кроме правды!»
— Выходит, надо сказать спасибо маме и удачному стечению обстоятельств?! Евгений Николаевич, в новом спектакле — «Время женщин» по роману нашего букеровского лауреата Елены Чижовой, премьера которого прошла в феврале, у вас несколько ролей — причем очень разноплановых по стилистике. Вы играете и работягу, и священника. Почему? В БДТ не хватает кадров?
— Это принцип построения спектакля: кроме двух исполнителей молодых героев и трех главных возрастных женских образов (старух), остальные играют по несколько ролей, помимо этого мы все заняты в массовке. Массовых сцен много. А по поводу нехватки в БДТ кадров: в спектакле занято 23 артиста, а в труппе театра 70 артистов.
— Но ведь это сложно!
— Мы все заняты в прологе — в рабочих робах, в касках — всё в духе агитбригад двадцатых-тридцатых годов прошлого века. Такое плакатное начало придумано режиссером-постановщиком Геннадием Тростянецким. Спектакль «замешан» на элементах агитационного театра, психологического реализма и гротеска (в данном случае, я назвал бы его театром советского абсурда — эти сцены решены в традициях советского оперного искусства ). У меня все время была задача после сцены в массовке успеть — загримироваться, переодеться, так как эпизод, где я играю священника Иннокентия в таинстве подпольного крещения — близок по времени к прологу. Я все время на репетиции спрашивал: «А если я не успею?» Мне отвечали: «Ну, не успеешь, значит, не будешь в прологе». А я успел. И мне это не нравится, так как перед крещением приходится суетиться. Половину грима для этой сцены я накладываю еще перед прологом — все равно мы там такие чумазые, что нас никто не узнает, волосы вот (показывает на длинные пряди — прим.авт) для роли отрастил.
А вот для роли мастера Игната Михайловича, который опекает главную героиню, работающую на заводе, я волосы «от батюшки» закалываю. Мне эти эпизоды нравятся. Не нравится мне то, что в нашем спектакле матерятся. Это дань моде. Якобы правда жизни. Я считаю, что без этой лексики можно обойтись, заменив чем-либо другим. Тем более что в наших репетициях и спектаклях участвуют две шестилетние девочки (играем двумя составами) и первоклассник которые все это вынуждены слушать. Вот после ремонта, когда будем возвращаться на стационар, я снова поставлю вопрос об этом.
— Вы сказали, что вам не нравится мат и что, по-вашему, сцену можно было бы лексически организовать иначе — это уже позиция режиссерская, то есть то, чем вы занимаетесь в «Филолалии»…
— Я не знаю, как бы я работал в спектакле «Время женщин», если бы у меня не было постоянного тренажа со студентами. У Товстоногова была такая теория: если артист пять лет не играет или произносит только «Кушать подано», то серьезную роль ему уже можно не давать — он ее не сможет играть.
— В вашей творческой жизни были простои?
— Да, был один период, когда мне предлагали участие только в массовых сценах спектаклей. Но у меня были роли в кино и на телевидении. Тогда я снимался в «Звезде пленительного счастья», «На всю оставшуюся жизнь» и в главной роли в фильме «Ненависть», а в 1981 году я начал работать в ЛГУ. Андрей Толубеев пригласил меня в музыкально-драматическую студию, которая «отпочковалась» от знаменитого Университетского театра. Они тогда играли «Алису в Стране чудес» в постановке талантливейшей Варвары Шабалиной. Эту работу я обожаю, здесь можно осуществить любые свои идеи, если, конечно, они нравятся ребятам. Ведь они приходят для удовольствия. Я всё свободное время проводил там, как и сейчас….
— На режиссере-педагоге, а вас, без сомнения, так можно называть, лежит большая ответственность: увидеть талант, не «просмотреть» чьи-то творческие возможности…
— Об этом не думаешь… Вы не забывайте: я работаю не с профессионалами, а с любителями, которые уже выбрали другую — не актерскую профессию. Если видишь, что человек очень хочет играть, но у него мало данных для этого, думаешь про себя: «Сделаю все возможное, а если не получится, тогда буду думать о какой-то рокировке…»
Например, у нас скоро спектакль «Мещанская свадьба» по Брехту, который мы играем на немецком языке на Малой сцене Молодежного театра на Фонтанке в рамках Недели Германии (16). Когда ко мне пришел исполнитель роли главного героя — это был «чистый лист», он ничего не знал и не понимал про актерскую профессию, но вот по какой-то причине пришел в студию. Я выбрал его на роль главного героя исключительно по типажу. После первой читки — я в расстройстве, у меня — шок! А в итоге — он лучший!
— Вы что-то в нем почувствовали?
— Нет! Во-первых, он очень дотошный, пунктуальный… Он все, что я говорю — «сделать так или эдак», — записывает. Во-вторых, он задал мне вопрос, который меня порадовал: «Евгений Николаевич, а какого зарубежного артиста вы бы в этой роли представили?» Я отвечаю: «Спенсера Трейси. Но он глубокий старик».
«А что вам в нем нравится?» — «В нем есть сила, уверенность и простота. Что бы он ни делал, я ему верю». Он отыскал в интернете информацию про этого актера, изучил и стал подражать его манере игры.
У нас во время работы над «Мещанской свадьбой» был такой эпизод. Я придумал ход: когда герои остаются одни, то жених предлагает своей невесте … хрюкать. Это для нее своего рода проверка. Если она ради будущего мужа пойдет на любой безумный шаг, то он на нее может рассчитывать. Студенты, игравшие на русском языке, договорились между собой, что на репетициях — для меня — сыграют «с хрюканьем», а на публике от этого хода откажутся. Решили, наверно: «Евгений Николаевич какой-то бред придумал…». А в немецком варианте (там, где играл молодой человек, о котором я говорю) сделали всё, как и на репетиции. В зале стоял хохот!
— И как вы среагировали на такое отступничество? В гневе-то вы страшны?
— Нет. Старый преподаватель немецкого языка — ему лет за 70 (он преподает на филфаке и на факультете журналистики), исполнитель роли Отца жениха, сказал юным артистам: «Кто слушал, кто сделал, как Евгений Николаевич просил, — тот и увидел в зале эффект…» Я понимаю, конечно, что это он меня чисто профессионально поддержал, но тем не менее, Владик (игравший главного героя) сделал очень хорошую работу!
Но выдающиеся творческие возможности я дважды, как вы говорите, не «просмотрел». В 1982 году в Музыкально-драматическую студию пришел студент журфака Сергей Курышев, которому я сказал, что он в первую очередь должен заниматься театром и порекомендовал главному режиссеру Малого театра Льву Додину взять его на свой курс. Сегодня Сергей Курышев ведущий артист Малого драматического театра Европы, обладатель высшей российской театральной премии «Золотая маска», высшей санкт-петербургской театральной премии «Золотой софит», медали А.П.Чехова, сыграв в МДТ всех чеховских героев, начиная, от Пети Трофимова в «Вишневом саде» и заканчивая ролью Дяди Вани. А начинал он в нашей студии с роли молодого Чехова и нескольких его персонажей в спектакле «Без названия».
А в 2004 году в «Филолалию» пришел Сева Москвин с филфака, которому я также посоветовал заняться театром профессионально, но… увы! Он считает себя , прежде всего, филологом. Этот филолог гениально сыграл великого Луиса Армстронга, немецкую суперзвезду Макса Раабе, неадекватного врача-психиатра Сигизмунда, нетрезвого пианиста мадам Артюр (трилогия-кабаре «Марлен и ее друзья»).
— От чего вы студентов предостерегаете как начинающих артистов?
— Я никому ничего «не назидаю». Единственное, чему только я их научил, это тому, что если текст роли падает на пол, они должны сесть на него и потом встать вместе с ним — тогда они роль на завалят. Чего мне не преодолеть — это их некоторую несобранность. Один юноша мне заявил: «Если я знаю, что сегодня репетиция, то у меня с утра — хорошее настроение». И он же может во время репетиции, с кем-то поговорив по телефону, начать отпрашиваться: «Ну, Евгений Николаевич, отпустите, пожалуйста…» Мои требования к любителям ничем не отличаются от требований к профессионалам. Тем более — мы учим профессии, ремеслу «на ходу». В этом наше принципиальное отличие от, скажем, Театра-студии СПбГУ. У них, прежде чем попасть в спектакль, вы должны пройти курс обучения в младшей группе. Возрастные роли студенты не играют. У нас ведь содружество универсантов — кроме студентов есть и аспиранты, и преподаватели, и те, кто уже давно окончил университет, а расстаться с ним не хочет. Но это создает организационные сложности, главная из которых — собрать всех вместе. Практически все проекты, которые были у нас до «Мещанской свадьбы» — это спектакль-кабаре «Марлен и ее друзья» (трилогия), «Две свадьбы»(по пьесам Б.Брехта «Трехгрошовая опера» и «Кавказский меловой круг») позволяли балансировать «во времени». А в «Свадьбе…» все исполнители постоянно находятся на сцене. Безумно трудно.
— Как вы репетируете?
— У нас есть для общего сбора в Университетском клубе четыре часа в воскресенье и четыре в субботу (через раз). Остальное — по мизансценам.
— Трилогия «Марлен и ее друзья» известна не только в университете, но и среди питерских зрителей. Ведь вы играли ее на лучших сценических площадках: в «Зазеркалье», Мюзик-холле, Учебном театре на Моховой, на Малой сцене БДТ и в Доме актера. Вы и автор концепции, и сценария. Почему вы решили именно так поставить?
— Ну, не только я автор сценариев, тексты для конферанса кабаре нашей трилогии писали В.Чесноков, М.Равдоникас, В.Корнев. Наш главный зритель — молодежь. Вы обратили внимание, что сегодня, куда бы вы ни вошли — в вагон метро, электрички, салон автобуса — они (молодежь) все в наушниках. Они СЛУШАЮТ радио, телевидение, МузТВ. Путь к сердцам и умам молодежи лежит через музыку. Далее, я исходил из того, что всех собрать трудно, поэтому вся трилогия соткана из жанровых сценок и музыкальных номеров, которые можно репетировать «по участникам». И еще, нужно было для каждого исполнителя выбрать такого героя, чтобы только процесс «дотягивания» до его уровня уже способствовал росту самого исполнителя. Поэтому среди действующих лиц — Марлен Дитрих, Эдит Пиаф, Морис Шевалье, Жан Габен, Эрих Мария Ремарк, Бертольд Брехт, Луис Армстронг, Нат Кинг Коул — великие имена…
— В программках спектаклей, вами поставленных: «Смертельное танго или Берлин. Кабаре. 1932-й», «Жизнь в розовом цвете», «Марлен и ее друзья», «Самое лучшее в жизни дается нам бесплатно» — значатся фамилии не только юных исполнителей, но и мэтров театрального мира — Гали Абайдулова, Сергея Грицая, Веры Ионовой, Маргариты Ярустовской. Названы также и педагоги по фонетике немецкого, английского и французского языков. Это тоже один из ваших принципов — привлечение к работе со студентами суперконсультантов и высокий уровень требований к самим студийцам?
— Не всякому профессионалу в жизни доведется играть великих Пиаф или Бертольда Брехта. Если же довелось играть такой образ — тянись… Дотянуться нельзя, но стать лучше — возможно.
— А почему вы театральному содружеству университета дали такое имя?
— FILOLALIA в переводе с древне-греческого — любовь к щебетанью. Когда мы подыскивали имя для нашего коллектива, большинство исполнителей в нашей студии были девушки, так что намек в ее названии весьма прозрачен.
— Согласна с вами — только намек, поскольку тот репертуар, с которым вы работаете, — и практические результаты — участие, к примеру, в Фестивале студенческих театров России, спектакли на немецком языке, данные в Генеральном консульстве Германии на Дне открытых дверей и на гастролях в Германии, поездки со спектаклями в Смоленск и, наконец, предстоящее выступление на «Неделе Германии 2012» — показатели того, что ни вы, ни ваши подопечные не «щебечут», а созидают, творят и стремятся к вершинам творчества…
Спасибо за интервью.
Беседовала Ирина Словцова
Фото: Сергей УШАКОВ