В конце 1979 года Лев Николаевич Гумилев получил положенную рецензию на книгу «Этногенез и биосфера Земли». Речь тогда зашла о ее публикации, но, увы, — ее не брали для печати. Появилась возможность депонировать ее в ВИНИТИ (Всесоюзный институт научно-технической информации). Там принимали два экземпляра рукописи, автор и название книги попадали в публикуемый каталог, это давало право считать работу опубликованной в открытой печати. Желающие могли заказать копию для личного пользования или читать в библиотеке ВИНИТИ. Была депонирована 1-я часть книги.

Лев Гумилёв и Анна Ахматова. 1960 год

В 1980 году были депонированы 2-я и 3-я части. Однако позднее, кажется в 1987 году, был введен запрет на выдачу, печать и рассылку подписчикам книги, который, правда, был снят через некоторое время.

Для печати, как и для депонирования, необходимо было оформить ряд документов, в том числе и так называемый акт экспертизы, в котором указывалось, в частности, что в публикации не содержится сведений и данных, запрещенных к опубликованию в открытой печати. Акт утверждался руководителем организации и скреплялся печатью учреждения. Я, как заместитель проректора по научной работе университета, обладал подписью, которая скреплялась такой печатью.

В какой-то день вхожу в приемную проректора по научной работе Владимира Николаевича Красильникова и вижу, что за столом секретаря проректора, Маргариты Семеновны Панфиловой, сидит Лев Николаевич Гумилев, пьет чай, которым его угощает хозяйка. Она очень обрадовалась, увидев меня. Оказывается, ждут окончания какого-то совещания у проректора, на котором присутствуют все его замы, имеющие такое же право, как и я. Марго (так мы ее называли: отношения в научном отделе тогда были очень дружелюбными, по-товарищески теплыми, мы как-то  любили и ценили друг друга) знакомит меня со Львом Николаевичем и просит поставить утверждающую подпись на акте экспертизы. Я подписываю. Оказалось — это документ на отправку рукописи на депонирование в ВИНИТИ. Лев Николаевич доволен. А я беру бумаги, иду в канцелярию и ставлю последнюю точку — печать на этот акт. Работа пошла в ВИНИТИ на первую свою публикацию. Это был своеобразный прорыв для великого ученого, открывший Л.Н.Гумилеву дорогу к известности, славе и к критическим выступлениям, с которыми ему пришлось бороться до последних дней жизни.

Мне очень повезло: я встречался, работал и помогал многим известным ученым, которых в ЛГУ–СПбГУ всегда было много, и это доставляло и удовольствие, и удовлетворение моим положением в Университете, да и в жизни, пожалуй.

Лев Николаевич стал для меня образцом и авторитетом в родственных отношениях людей страны нашей многострадальной. Трудная, почти неправдоподобная жизнь Л.Н.Гумилева и его матери — великой поэтессы А.А.Ахматовой, испытавших необычайно много трудностей, невзгод, несправедливости, жизненных тумаков и прямо-таки смертоносных ударов, не смогли убить в них человеколюбия, любви друг к другу, теплоты и нежности.

Уверен: для каждого человека слово «мама» много значит, оно на устах каждого ребенка всегда означает что-то близкое, родное и необходимое. Оно помогает жить, переносить трудности и невзгоды, часто становится символом жизни.

Л.Н.Гумилев и В.Н.Красильников

Известно, что Лев Николаевич много курил, он любил папиросы «Беломорканал». Так вот, за эту любовь к «Беломору» ему сильно попадало от матери: она ругала его, когда навещала в изоляторе для заключенных, где сидел Лев Николаевич. Она приносила ему передачи, в том числе курево, и всегда обязательно одну пачку «Беломора», говоря при этом, что жить и так не на что, а еще эти папиросы, которые стоили тогда много дороже табака и махорки. А он на всю жизнь сохранил к своей маме самые горячие чувства любви, сыновней привязанности и глубокого уважения.

Я до сих пор слышу, как Лев Николаевич произносил слово «мама». Я никогда в жизни не слышал ничего более проникновенного, с любовью, нежностью, грустью, уважением, почитанием, благоговением произнесенного слова «мама».

Я слышал это несколько раз, когда в Петродворцовом учебно-научном комплексе университета после лекции Л.Н.Гумилева в одной из самых больших аудиторий физфака мы с заведующей отделом аспирантуры ПУНК Валентиной Александровной Терешонок усаживали его в глубокое кресло в кабинете проректора по научной работе В.Н.Красильникова. Он сидел некоторое время молча, вздыхал, курил «Беломорканал», отдыхая после долгой и трудной лекции по своей теории пассионарности, на которую собиралось всегда очень много студентов, преподавателей и научных сотрудников — физиков, химиков, математиков, биологов. Слушали его внимательно, задавали много вопросов, не всегда лицеприятных: ведь среди слушателей были и те, кто категорически не принимал теорию Льва Николаевича.

Мы обычно поили его чаем или пили спирт, который удавалось раздобыть в одной из лабораторий у физиков или химиков. Бывала на столе и водка, возможно, купленная В.Н.Красильниковым. Мы хотели не утомлять Льва Николаевича расспросами. Иногда он отвечал на наши вопросы пространно, иногда кратко. Мы старались быть деликатными, но все же что-то узнавали из его немногословных рассказов. Потом мы провожали Льва Николаевича до машины В.Н.Красильникова и он уезжал. Я до 23-го квартала сопровождал его и мы продолжали разговор.

Должен сказать, что В.Н.Красильников, как и С.Б.Лавров, возглавлявший Рус-ское географическое общество и кафедру на факультете географии и геоэкологии, много сделали для пропаганды идей Л.Н.Гумилева, его теории, публикации его трудов и его популярности.

Скажу честно, я не шибко владею теорией Л.Н.Гумилева, хотя читал его, но на всю жизнь я до нюансов помню интонации голоса, когда он произносил свое «мама». Это не повторить!

В моей библиотеке дома есть несколько книг Л.Н.Гумилева и А.А.Ахматовой. Много лет назад в один день я приобрел в книжном магазине две книги — отца и сына Гумилевых, и, хотя не пишу стихи, сочинил тогда эти строки:

Мне сегодня «клево»,

Нет счастливей дня:

Оба Гумилевых —

Николай и Лева

В доме у меня.

Б.В.Воронов,

заместитель заведующего отделом «Музей истории СПбГУ» Музейного комплекса СПбГУ