Прошло уже 40 лет, как мы окончили  Университет, — целая жизнь. Мало с кем с тех времен сохранилась связь. Но я периодически «навещаю» свой родной филфак и вижусь со своими учителями. Чаще других — с профессором Борисом Сергеевичем Жаровым, заведующим кафедрой скандинавской филологии. С профессором  Ириной Петровной Куприяновой — я говорю теперь только по телефону: она уже на пенсии. Давно нет в живых патриарха отечественной скандинавистики профессора Михаила Ивановича Стеблина-Каменского, ушла из жизни и Сара Семеновна Маслова-Лашанская, не так давно умер Валерий Павлович Берков. «Новых людей», преподающих сейчас датский, шведский и норвежский языки,  я практически не знаю.

Маша Соколова — студентка

Тем не менее свою родную кафедру, свой факультет всегда посещаю с большой радостью: мне кажется, что ступени филфаковской лестницы еще помнят стук моих каблучков, а тесные аудитории «Катакомб» — шелест страниц  моих тетрадей.

У меня есть еще одна «живая ниточка», связывающая меня с Университетом конца 60-х-начала 70-х годов прошлого века: это моя подруга Маша. Сегодня я хочу рассказать о ней. Чем определяется мой выбор? Маша не достигла научных высот, не создала своего «направления», да и знания, полученные на филфаке, пригодились ей, в основном, опосредованно, и, тем не менее, если бы меня спросили, кого  бы я выбрала в качестве «лица» родного факультета тех лет, я, безусловно, назвала бы Машу.

Мы учились  с ней в одной группе, в которой было нас всего шестеро. Маша была старостой нашей группы, а  я — комсоргом. Моя «функция» заключалась, в основном, в том, что я собирала комсомольские взносы. Маша же относилась к своим обязанностям старосты неформально: «выбивала» для согруппников повышенные стипендии, устраивала интересные культпоходы — в музеи, на выставки, была одним из инициаторов «скандинавских вечеров»; при ее непосредственном участии наша группа, премированная как лучшая группа факультета, совершила поездку на Валаам, с Машей я впервые оказалась и в Скандинавии (в составе комсомольско-молодежного круиза, в роли неофициальных переводчиков — нас направил Университет). Можно было, наверное, вспомнить еще многие «деяния» моей подруги, но они, к сожалению, поистерлись в памяти.

Что же сохранилось?  Маша не являлась образцовой ученицей, но она училась хорошо, а главное — она была и осталась чудесным человеком: теплым, искренним, душевным. Все, кто общаются с ней, замечают, что Маша создает вокруг себя удивительную ауру — спокойствия, доброжелательности, радости. Я бесконечно благодарна судьбе, что на протяжении стольких лет она сохранила мне Машу — это тот лучик света из студенческих лет, тот огонек, который согревает душу, помогая в минуту горести.

С фотографии, помещенной здесь, на вас смотрит Маша времен студенчества — тихая, скромная, мечтательная девушка, еще только готовящаяся вступить в жизнь …

Еще студенткой Маша полюбила будущего военного моряка, учившегося в Ленинграде, вышла замуж, а после окончания Университета уехала в Североморск. В биографии Маши, как, наверное, в биографии каждого человека, был ряд удивительных «совпадений». Так девичья фамилия Маши — Соколова, выйдя замуж она стала Лебедевой, то есть, сменила одну «птичью» фамилию на другую. Еще одна деталь: Маша жила в Ленинграде на улице Севастопольской, а потом уехала с мужем в Североморск — видимо, самой судьбой ей был предначертан «морской путь».

У Маши сразу родился сын, и я стала его крестной матерью. Я была неважной крестной, не особо внимательной к делам своего крестника.  Да и с Машей постепенно отношения стали «затухать»: письма приходили все реже и реже. Маше было трудно: ведь устроиться на работу в Североморске жене моряка было практически невозможно. Пропадало полученное образование, забывался язык. Маша ждала «с моря» мужа и растила сына.

Однако наступили лучшие времена: Маша смогла получить работу в службе психологической профориентации. Этому предшествовала … учеба в нашем Университете. Да, не удивляйтесь, спустя 20 лет после окончания ЛГУ, Маша снова стала студенткой, на сей раз — заочницей факультета менеджмента. Маша проучилась три года — с 1994 по 1997. Лекторы приезжали из Ленинграда в Североморск на установочные сессии. Вот тут-то Маше в полной мере пригодилась «университетская закваска» и, прежде всего, тот навык самообразования, который (и небезуспешно!) пытались привить нам наши педагоги. Маша проштудировала кучу специальной литературы  и вскоре стала работать в должности  главного специалиста.

Потом мужа перевели в Москву, и Маша, такая ленинградка-петербурженка в душе, стала пытаться стать москвичкой. Но вскоре поняла, что, по ее собственному признанию, с Москвой будет только «на Вы». Маша в то время писала мне очень часто: длинные письма — хотелось излить душу, и мы это делали не по телефону. В нашей дружбе наступил новый этап, мы как бы снова обретали друг друга — к обоюдной радости.

Когда мы учились на филфаке, многие из нас «баловались» рифмоплетством. Писала стихи и Маша. С годами этот ее «стихотворный энтузиазм» не угас. Кое-что  моя подруга присылала мне. Она была очень скромного мнения о своих литературных талантах, но, по-моему, многое из написанного ею достаточно хорошо.

Вот как писала, например, Маша о своих первых днях в Москве и о своей ностальгии по Петербургу-Ленинграду:

…Спи ветер, спи листва,

Усни, усталая Москва.

Сейчас я лампу погашу

И потихоньку попрошу:

«Приснись мне, город над Невой,

Где в тополях мой дом родной,

И смотрит мама из окна,

Как молода еще она…

В Ленинграде Маша жила в квартале, где были дома-коттеджи, строившиеся еще немецкими военнопленными. Я прекрасно помню ее небольшую квартирку, особенно «комнатку-фонарик», где всегда было много солнца и света. Я хорошо помню и Машину маму, она умерла вскоре после того, как Маша окончила Университет.

Маша была хорошей дочерью, она — верная и преданная жена, ПОДРУГА мужа в высшем понимании этого слова, она — любящая мать, но поистине таланты Маши раскрылись в полной мере в ее роли бабушки. У Маши  уже взрослая внучка Настя, почти барышня, и маленький внук Тимоша. У моей подруги сложилась прекрасная семья, достойная «белой зависти» и глубокого уважения. Маша разыгрывает со своими внуками спектакли, сценарии пишет сама, в том числе, и стихотворные.

Для своей внучки она, по ее собственному признанию, «поигрывает рифмами». Приведу небольшой отрывок из поэмы о «Двух зеленых лягушках», которые встречали весну  уборкой:

«Вон как ярко светит солнце!

Надо вымыть нам оконца,

Протереть листы кувшинки,

Отряхнуть все паутинки

И проветрить камыши —

Пошуршат пускай  в тиши.

Тетя Жаба очень рада:

Будет вам за труд награда,

Вот шашлык уже готов

Из отборных комаров.

Я там, правда, не была.

Чаю с медом не пила.

Обо всем по телефону

Доложила мне Ворона,

Я подробно записала

И ТЕБЕ пересказала …

Ты ж с квакуш пример бери –

Чисти домик «изнутри»!»

Непритязательные, милые стишки, но чувствуется, что «бабушка Маша» в детстве «дружила» с Маршаком  и Хармсом, читала стихи Агнии Барто и рассказы Виталия Бианки, и что  она не растеряла эту свою детскую увлеченность и любовь к миру — ДОБРУЮ,  и по-доброму хочет передать ее своей внучке.

Маша никогда не забывает поздравить меня с днем рождения, и часто делает это в стихотворной форме. А ее последнее послание — просто о детстве. Мы не были знакомы с Машей в детские годы, но детство наше было очень похожим, как у всех детей страны Советов. Оно было вот таким:

Какое счастливое средство —

Нырнуть всею памятью

в детство!

Там двор в тополях. И белея,

«Плывет» пышный бант

по аллее.

Мы пели задорно и звонко

Про гибель степного орленка,

Ведь небо так ясно синело,

И Детство грустить

не хотело:

Уверено было, что «мама»

Всегда «будет мыть»

свою «раму»…

Те годы — как синие птицы,

Как книги счастливой

страницы…

Кто-то, может, прочитав эти строки, удивится: ну что особенного в биографии Маши? Да, вышла замуж за военного, как многие выпускницы филфака, да, пишет стихи, ну а дальше что? — Вы правы, особенного — действительно нет. Но правы — только отчасти. Есть все-таки  то особенное,  что отличает людей моего поколения — дружба, верность, преданность семье, а это, поверьте, немало. И не последнюю роль в формировании наших личностей сыграл Университет, та школа,  которую мы здесь прошли, — не просто школа знаний, но школа нравственная, духовная. Университет учил нас мужественному восприятию жизни, и мы бесконечно благодарны нашим учителям — ведь это и  их заслуга — за то, что мы с Машей сохранили нашу студенческую дружбу на долгие десятилетия.

…Не так давно мне попалось на глаза первое стихотворное послание Маши, которое она написала еще будучи студенткой-первокурсницей. Это — «напутствие» мне в моей грядущей студенческой жизни:

…И еще хочу сказать,

Чтоб училась лишь «на пять»,

Чтоб в зачетке —

лишь «отлично»,

Чтоб вела себя прилично …

Не берусь судить  в отношении поведения, но первый «наказ» Маши я выполнила «на все сто», став впоследствии именной стипендиаткой.

Помимо Машиной мамы, я прекрасно помню ее папу, ушедшего из жизни много позже. Как-то, уже после окончания Университета, когда я, прощаясь, уходила из их гостеприимной квартиры на Севастопольской, Машин папа подошел ко мне, взял за руку и сказал: «Машенька и Танечка! Я соединяю ваши руки —  для дружбы — на долгие годы».

Я рада, что все получилось именно так, и со мной  моя подруга — тех, студенческих, университетских лет.

Стоит творение Трезини,

Не старое за сотни лет,

А мы стареем, и отныне

Те, кто еще не на чужбине,

Пусть навещают факультет …

Татьяна Михалкова,

выпускница ЛГУ,

член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области