Почему-то, обращаясь к Александровской эпохе и вспоминая ее героические события и знаменитых людей, мы очень редко произносим это имя. А зря!

19 октября 1811 года началась жизнь Лицея как уникальнейшего явления в истории не только русской культуры, литературы, но и педагогики. На акте открытия с блистательной вступительной речью обратился к присутствующим профессор Александр Петрович Куницын и император похвалил оратора. Именно о нем позже напишет Александр Сергеевич Пушкин строки:

«Вы помните: когда возник

Лицей,

Как царь для нас открыл

чертог царицын.

И мы пришли. И встретил нас

Куницын

Приветствием меж

царственных гостей».

А.С.Пушкин. «Была пора…»

1836

Вид на здание Двенадцати коллегий. Фрагмент панорамы Санкт-Петербурга. Художник Д.Аткинсон. 1804–1805 гг. Акватинта

Уроженец Тверской губернии села Кой (1783 г.), он был выходцем из семьи священника, учился в духовном училище в Кашине, затем в тверской семинарии и в Санкт-Петербургском Педагогическом институте Это учебное заведение было образовано в первые годы царствования Александра I на основе Учительского института, созданного еще в 1783 году Екатериной II. Фактически оно являлось университетом, но не имело его статуса. Среди наставников Куницына необходимо вспомнить замечательного правоведа, философа, экономиста, обществоведа, «карпато-роса» (как тогда говорили) М.А.Балугъянского, читавшего курсы политической экономии, финансов и дипломатики. Блестящий ученый, получивший образование в Европе, он пользовался особой любовью и уважением студентов. Куницына, которого современники называли «первым студентом» института, М.Балугьянский очень любил и выделял.

Из первого выпуска Педагогического института отобрали 12 лучших студентов для стажировки и расширения знаний за границей. Среди них был и Александр Куницын. Его соучеником был в то время и Николай Иванович Тургенев. Каждый студент получил рекомендательные письма к профессорам европейских университетов и специально разработанное «Наставление», которое гласило: «Геттинген отличался уже давно перед прочими университетами тем, что исторические науки и для дипломатических занятий сведения в нем процветают… Училище во Франции и Академия законодательства суть единственные заведения, где можно слышать нечто о законоположении и политике, но там есть и другие заведения, есть люди, новые постановления и множество других вещей, достойных внимания».

Стажеры слушали виднейших ученых Геттингена: Герена, Шлецера, Сарториуса. Вольная атмосфера университетского города была непривычной для русских студентов и повлияла на их взгляды и отношение к свободе. Самостоятельно Александр Куницын также прослушал курс юриспруденции и дипломатии в Парижском университете, Гейдельбергском университете в Германии и возвратился домой в начале 1811 года с огромным запасом сведений, собственных мыслей, молодым жаром и энтузиазмом.

В 1811 году Александр Петрович после успешно выдержанного экзамена был определен адъюнкт-профессором в только что учрежденный Царскосельский Лицей по кафедре нравственной философии и правоведения. Когда Куницыну поручили произнести вступительную речь-лекцию на открытии, то он приготовил ее по всем правилам ораторского искусства и вложил в нее весь пыл своей веры в просвещение и торжество свободной мысли.

В речи Куницына говорилось: «Государственный человек должен знать всё, что только прикасается к кругу его действия; его прозорливость простирается далее пределов, останавливающих взоры частных людей. Стоя при подножии престола, он обозревает состояние граждан, измеряет их нужды и недостатки, предваряет несчастия, им угрожающие, или прекращает постигнувшие их действия. Он старается проникнуть в сердце человеческое, дабы исторгнуть корень пороков, ослабляющих общество; никогда не отвергает он народного вопля, ибо глас народа есть глас Божий. Соединяя частные пользы с государственными, он заставляет каждого стремиться к общественной цели. Граждане охотно следуют его мановениям, не замечая его власти».

Курс лекций Куницына охватывал двенадцать циклов: логика, психология, этика, право естественное, право гражданское русское, право уголовное, финансовое и так далее. Все это составляло некое единство, так как Александр Петрович считал, что «наука только тогда имеет совершенный вид, когда все положения оной составляют непрерывную цепь и одно объясняется достаточно другим». Здесь были и азы политической экономии, и обзор различных общественных систем, и даже анализ пороков крепостного строя! «Крепостной человек, — отмечал в одной из лекций Куницын, — не имеет никакой собственности, ибо сам он себе не принадлежит. Не ему принадлежит дом, в котором он живет, скот, который он содержит, одежда которую он носит, хлеб, которым он питается».

Центральной идеей всех лекций и занятий Куницына была одна: человек рождается свободным и должен подчиняться только воле гражданских законов, а не воле тирана.

«Граждане независимые делаются подданными и состоят над законами верховной власти: но сие подданство не есть состояние кабалы. Люди вступая в общество, желают свободы и благосостояния, а не рабства и нищеты:; они подвергаются верховной власти, но только на том условии, чтобы она избирала и употребляла средства для их безопасности и благосостояния». (А.Куницын. Начало курса лекций «Изображение политических наук»).

М.А.Балугьянский. Работа скульптора А. Адамсона. 1893 г. Бронза

Постепенно, каждодневными трудами, внешне неулыбчивый, строго педантичный, суховатый Александр Петрович формировал внутренний мир своих воспитанников. П.А.Плетнев говорил о Куницыне, что он «при уме быстром и проницательном, обогащенном разнообразными познаниями, отличался характером твердым и благородным».

Александр Петрович Куницын, помимо преподавания и составления курса лекций, занимался также и изданием учебных пособий по нравственным и гражданским наукам, так как книг не хватало. Часто ученики переписывали его же собственные тетрадки-конспекты. В 1817 году, стараниями Куницына и педагогической конференции было издано справочное пособие «Краткое изображение взаимной связи государственных сведений», а в 1818 и 1819 годах вышли два тома: «Право, естественное и публичное», по которым занимались все лицеисты, пока тома эти не обветшали до неузнаваемости!

Эти последние свидетельствуют о большом таланте автора, сильной логике и замечательной для того времени научной самостоятельности, хотя он придерживался такой теории и таких положений, которые уже и в то время признавались устаревшими. Строгая и сильная логическая мысль, самостоятельность суждений, выработанная под влиянием Канта и Руссо, глубокая убежденность — таковы отличительные особенности его «Права естественного». По его учению «властитель общества, как ограниченный, так и неограниченный, обязывается наблюдать: а) права членов, b) права самого общества и c) условия и коренные законы, содержащиеся в договоре соединения и в договоре подданства. Употребление власти общественной безо всякого ограничения есть тиранство и кто оное производит, есть тиран…

…Всякая власть родителей над детьми противозаконна, если не принадлежит к воспитанию. Посему родители не имеют права поступать с их детьми как с собственностью. Хотя родители имеют право наказывать детей, но только для цели воспитания. Всякое наказание, не для сей цели производимое, есть несправедливость» — вот основные мысли книги.

А.П.Куницын считал правомерным как демократическое, так и аристократическое и монархическое устройство общества, но осуждал деспотизм. Вместе с тем он требовал отличия «естественного равенства» и «политического», а потому и различения «первоначальных» и «производных» прав «бедных и богатых, умных и несмышленых, сильных и слабых».

Общественно-политические и философские взгляды профессора в основном базировались на теории Ж.-Ж.Руссо об общественном договоре и идеях французских просветителей. Уже после смерти А.П.Куницына в некрологе газеты «Русский инвалид» говорилось: «Любовь к юношеству, к наукам и святому долгу преподавания одушевляли… слово его, всегда важное, благородное, всегда ясное, непринужденное , простое и потому вразумительное… Его целью было — не поражать блеском, а озарять, обогащать верными познаниями умы юношей, развивая их до самостоятельности, и он всегда успешно достигал этой цели» (Русский инвалид. 1840. № 277). Именно об этом писал его ученик А.С.Пушкин в год лицейской годовщины:

«Куницыну дань сердца и вина!

Он создал нас, он воспитал

наш пламень,

Поставлен им краеугольный

камень,

Им чистая лампада возжена…»

Годовщина 19 октября 1825 г.

С 1817 года он занял в качестве ординарного профессора в Главном педагогическом институте кафедру «прав общих»; с открытием Университета читал те же предметы и в нем. Он был одним из лучших преподавателей своего времени.

8(20) февраля 1819 года Александр I утвердил всеподданнейший доклад министра духовных дел народного просвещения Голицына об учреждении Санкт-Петербургского университета. Тогда же было принято временное положение — «Первоначальные правила» С.С.Уварова в качестве прообраза устава. 14 февраля «в 7-м часу пополудни» в здании Двенадцати  коллегий состоялся торжественный акт открытия возрожденного Санкт-Петербургского университета. Ему предоставлялись четыре корпуса здания Двенадцати коллегий, ранее занимаемые Главным педагогическим институтом.

В структуре Университета создавались три отделения: I. Наук юридических и философских; II. исторических и словесных; III. естественных и математических наук; Благородный пансион и Учительский институт (бывший Главный педагогический институт). Историк В.Григорьев, характеризую педагогический состав нового Университета, отмечал, что «по достоинству преподавательских в нем сил университет наш, если и не превосходил другие русские университеты того времени, то ни в коем случае не уступал им». В эти годы в Петербургском университете сформировалась довольно значительная группа преподавателей, которые были подлинным украшением русской науки. Их всех объединяли явно выраженные просветительские идеи и взгляды, независимо от возраста и происхождения. Особенно это проявилось в лекциях по политической экономии и праву (М.А.Балугьянский, А.П.Куницын, М.Г.Плисов и др.), статистике и географии (К.Ф.Герман и К.И.Арсеньев), всеобщей истории (Э.Раупах).

Портет графа С.С.Уварова

1 ноября 1819 года в Петербургском университете начался новый учебный год. Сто казеннокоштных студентов, переведенных из Главного педагогического института, обучались по старой программе. Своекоштных было 24 человека. Несмотря на многие трудности, Петербургский университет в это время являлся одним из лучших в России. Здесь не только развивалась передовая научная мысль, но были разработаны принципы университетского образования, впервые в русских университетах была введена специализация. Но уже в начале 20-х годов разразилась первая гроза.

Ее предвестьем стала попытка руководства университета добиться утверждения стабильного устава. Столкнулись взгляды князя Голицына и графа Уварова. Являясь убежденным сторонником классического образования, С.С.Уваров считал необходимым проведение вступительного экзамена по латинскому языку, чтение части лекционных курсов на латинском языке и введение многочасовой программы по изучению латыни. Это нашло отражение и в уваровском проекте нового университетского устава, который вызвал резкую критику со стороны Главного правления училищ. Возвращенный Уварову устав по требованию министра (Голицына) был передан специальному профессорскому совещанию, созданному в Университете. Новый поток критики теперь исходил от профессоров. В дальнейшем этот документ вновь обсуждался в Главном правлении и вновь возвращался в Университет до тех пор, пока в 1821 году не избавились от Уварова.

Так называемые «беспорядки» в Благородном пансионе в начале 1821 года были вызваны заменой преподавателя литературы, друга А.С.Пушкина В.Кюхельбекера (он также был учеником А.П.Куницина в Царскосельском Лицее) учителем И.Пенинским. На Кюхельбекера был подан донос в связи с прочитанным им в Вольном обществе любителей российской словесности стихотворением «Поэты», как политическим вызовом правительству в связи с высылкой А.С.Пушкина на юг. Формально Кюхельбекера даже не успели уволить: он сам ушел в отставку. Попытка Уварова объяснить реакцию учеников на это «детской шалостью» (в классе дважды были погашены свечи и «производился шум») успеха не имела. Инцидент был представлен как политическая демонстрация, и директору пансиона было предоставлено право заменить «ненадежных» преподавателей.

В 1820 году Куницын покинул Лицей, получив кафедру при Петербургском университете и должность начальника учебного отделения Пажеского и Кадетского корпусов, но прослужил профессор в Университете недолго. Дело Куницына возникло в начале 1821 года одновременно с делом «о беспорядках» в пансионе. Кампания сопровождалась невероятным шумом, чудовищными обвинениями и абсурдными выдумками. Куницынские взгляды представлялись как сочетание одинаково опасных и вредных для общества идей Руссо и Марата, «разрушающих основы веры» и являющихся «лжеумствованиями». Профессор Петербургского университета А.П.Куницын был в действительности далек от революционных выводов, но являлся убежденным противником крепостного права и тирании. Будучи приверженцем идеи общественного договора, он осуждал феодальную государственную систему. Тот «краеугольный камень», который был «поставлен» Куницыным, и та «чистая лампада», которая была им «возжена» должны были повлечь его увольнение. В марте 1821 года профессор А.П.Куницын покинул Университет. Он вернулся сюда лишь через 27 лет в качестве его почетного члена.

Со сменой начальства в министерстве и после отставки графа Уварова с поста попечителя учебного округа на его место был назначен член Главного правления училищ Д.П.Рунич. Осенью 1821 года он организовал так называемое «дело профессоров Петербургского университета», которые обвинялись в политической неблагонадежности и преподавании наук в духе, противном «началам христианским и монархическим». От выборочной расправы с отдельными профессорами был сделан шаг к массовому изгнанию передовых деятелей науки из Университета. Над четырьмя профессорами: Германом, Раупахом, Галичем и Арсеньевым было устроено позорное судилище, в результате которого им запрещалось читать лекции в Университете. Опальные профессора обвинялись не только в пропаганде ошибочных теорий, но и в принадлежности к сообществу, сознательно подрывающему господствующий порядок. Не желая участвовать в этих действиях, М.А.Балугьянский подал прошение об увольнении от должности ректора.

Когда разыгралась эта история, книга Куницына о естественном праве была, по представлению Рунича, признана Главным правлением училища «противоречащей явно истинам христианства и клонящейся к ниспровержению всех связей семейственных и государственных». В официальном постановлении говорилось:«…книгу сию, как вредную, запретить повсюду к преподаванию по ней и притом принять меры к прекращению… преподавания естественного права по началам столь разрушительным, каковы оказались в книге Куницына!» Весь тираж учебного пособия — 1000 экземпляров — был изъят у книгопродавцев и даже частных лиц и сожжен, а сам Александр Петрович — незамедлительно уволен со всех постов в министерстве просвещения!

Александр Петрович тяжело пережил свою ненужность, отстраненность от преподавания, но нашел в себе силы работать дальше, служить на благо Отечества. Для него это все не было только высоким слогом. За ним сохранилось место преподавателя Пажеского корпуса.

В 1826 году М.А.Балугъянский взял его на службу во II отделение Собственной Его Величества Канцелярии и дал поручение подготовить к поездке за границу, для завершения научного образования, тех молодых людей, которые были выбраны к этому по Высочайшему повелению. В 1838 году Куницына назначили председателем комитета для надзора за печатанием Полного Собрания Законов и избрали почетным членом С.-Петербургского университета. 27 апреля 1840 года он был назначен директором департамента иностранных исповеданий.

Напряженная деятельность, без отдыха и сна, подорвала силы «пламенного профессора», как называли его и бывшие ученики и сослуживцы по департаменту. 1 июля 1840 года Александра Петровича Куницына скончался от инсульта. Хоронили и оплакивали профессора его ученики и друзья. Егор Антонович Энгельгардт — второй директор Лицея — написал в письме к воспитаннику, адмиралу Федору Матюшкину: «Куницын умел учить и добру учил». Эти слова — одна из лучших эпитафий тому, кто считал себя просто — Учителем.

Только в 1843 году, уже после смерти Куницына, было напечатано его сочинение: «Историческое изображение судопроизводства в древней России».

Н.Н.Жервэ,
зав.сектором Музея истории СПбГУ — отдела Музейного комплекса СПбГУ