Главная » Открытая лекция

Персонаж в повествовании — новый взгляд на привычное понятие

В конце января на факультете свободных искусств и наук СПбГУ с открытой лекцией выступил известный петербургский ученый, преподаватель филологического факультета СПбГУ, доцент кафедры русского языка факультета свободных искусств и наук Федор Никитич Двинятин.

Лекция на тему «Персонаж как актант и лексема: асимметрия знака в нарративе» состоялась в рамках уже традиционного семинара «Литература как опыт и проблема», который проходит с ноября прошлого года по инициативе руководителя профиля подготовки «Литература» на факультете свободных искусств и наук, доцента кафедры истории зарубежных литератур СПбГУ Андрея Алексеевича Аствацатурова. Среди основных задач семинара — объединить опыт преподавателей литературы, языков и смежных дисциплин факультета, продолжать эффективное развитие научной деятельности в этой сфере. В семинаре принимают участие не только ученые — литературоведы, филологи, философы, но и известные писатели, поэты, критики, переводчики, издатели. По замыслу организаторов, такая форма сотрудничества будет способствовать актуализации понимания литературы, увеличению ее ценности в современном обществе. Кроме того, семинар будет способствовать дальнейшему развитию специализации «Литература» в Петербургском университете, ориентированию заинтересованных студентов на выбор углубленного изучения литературы.

Факультет свободных искусств и наук СПбГУ

Факультет свободных искусств и наук СПбГУ

Федор Никитич Двинятин посвятил свою научную деятельность таким направлениям, как лингвистическая поэтика, структура текста, повествование, язык и словесность Древней Руси, история русской литературы, история лингвистики, является руководителем авторской магистерской программы «Лингвистическая поэтика и структура текста», и в последнее время занимается непосредственно исследованием текста. Нынешняя лекция, подчеркнул сам Федор Двинятин, несмотря на свое сложное название, посвящена тому, как и по каким вариантам происходит организация действующих героев — персонажей — в повествовании (что и означает термин «нарратив»). Персонаж, который в классической терминологии «Поэтики» Аристотеля является одним из важнейших аспектов повествовательного текста, наряду с идеей, сюжетом и слогом (стилем), в произведениях XX — начала XXI века становится любимым объектом творческих экспериментов писателей и одновременно — эффективным средством, которое используется автором для создания необходимого воздействия на читателя. «Это целый ряд явлений, имеющих отношение к особой организации персонажа как элемента текста. В более мягкой форме они обнаруживаются и в классических повествовательных текстах, написанных до XX века, но в экспериментальных произведениях современных авторов проявляются в радикальном, бескомпромиссном виде. Рассмотрев и проанализировав эти явления на подобных примерах, вероятно, мы сможем увидеть их и проанализировать и во всех других текстах», — пояснил Федор Никитич основные цели своего исследования.

Для анализа видов персонажей и их действия в тексте ученый использовал такую лингвистическую аналогию, как концепция асимметрии языкового знака. «В отличие от бытового понимания симметрии, в этой линии исследования симметричным бы признавался такой языковой знак, в котором план отражения и план содержания, обозначающий и обозначаемый, форма и содержание находились бы в условиях полного взаимного соответствия. Одной форме, одному знаку соответствовало бы одно содержание. Возможно, некие искусственные формальные системы, подобные языку, действительно так устроены. Но человеческий естественный язык устроен иначе. Асимметрия знака естественного человеческого языка проявляется в том, что одному содержанию соответствуют разные формы, и в одной форме существуют разные содержания. Одному обозначаемому соответствуют разные обозначающие, и одному обозначающему — разные обозначаемые», — рассказал ученый.

Хорошо известные всем примеры языковой асимметрии — это синонимы (одно значение — разные формы), омонимы (одна форма — разные значения) и полисемия (одна форма и несколько разных значений, исходно связанных друг с другом). Кроме того, есть и такие явления, когда некое различие в звуковой форме соответствует одному содержанию и не выходит за пределы одного знака, как, например, в словах «ноль» и «нуль». Эти четыре случая языковой асимметрии использовались исследователем для проведения аналогии с разными видами организации персонажа в тексте. Еще один случай языковой асимметрии связан с тем, когда ни на уровне содержания, ни на уровне выражения, ни на уровне обозначаемого, ни на уровне обозначающего нет различий, но явления при этом воспринимаются как два разных знака. Шестой случай из этой классификации представляет собой совпадение знаков как по форме выражения, так и по содержанию, по обозначаемому и обозначающему — но при этом знаки относятся к разным явлениям.

Семинар «Литература как опыт  и проблема» открывает тайны  художественных произведений

Семинар «Литература как опыт и проблема» открывает тайны художественных произведений

В этом исследовании Федор Двинятин также рассмотрел понятие «неасимметричного персонажа», которого можно также назвать «классическим». «Это означает, что персонаж описан в составе повествовательного произведения так, что между его именованием и между разного рода содержательными уровнями, определяющими его, не возникает каких-нибудь значимых для структуры данного текста противоречий. Например, он может называться по имени и фамилии, иметь уменьшительные обозначения, прозвища и так далее, но при этом не может иметь разную телесность. Героиня «А», описанная как полная блондинка, не может быть в следующей сцене худой брюнеткой. Герой, описанный в качестве презренного труса, не может, без соответствующей психологической мотивации, оказаться в следующей сцене безумным храбрецом. Каждый раз, когда что-то подобное происходит, классический текст предлагает в оправдание некую систему мотиваций. Также персонаж не может играть разную роль в одном и том же событии, в одном и том же пространстве и времени. Но при этом существует и мягкий запрет другого типа — на идентификацию персонажей, на отождествление двух и более персонажей, с возникновением, в данном случае, каких-то повествовательных осложнений. Совпадения возможны — например, муж и любовник Анны Карениной имеют одно и то же имя — и  это является мягким по структуре и одновременно сильным по семантике средством создания смысла в классическом произведении. Но все эти обстоятельства проявляются в классическом повествовании достаточно мягко и не служат резкими нарративными осложнениями текста», — подчеркнул ученый.

А вот асимметричный персонаж выступает в тексте совсем иначе. Например, как рассказал Федор Двинятин, в романе известного латиноамериканского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе Марио Варгаса Льосы под названием «Тетушка Хулия и писака» можно увидеть четыре основных вида персонажной асимметрии: омонимию, полисемию, синонимию и варьирование формы. Так, в одной из глав, написанной от лица «писаки», сценариста радиосериалов, один и тот же персонаж носит сначала одно, а затем, без всяких дополнительных мотиваций, не меняя судьбы, характера, — совсем другое имя, которое «писака» дал когда-то своему другому герою. Этот прием, в частности, подчеркивает, что сценарист (который сам является персонажем романа) постепенно сходит с ума, начинает путать своих героев и обстоятельства их жизни. Это аналог вариации формы — персонаж един, сущность его и характеристики совпадают, а вот в именовании проявляются различия.

Один из других персонажей романа, священник, также являющийся героем «безумного писаки», на протяжении своей главы имеет дело с тремя разными женщинами. Не совпадают ни их временные проявления в повествовании, ни внешнее описание, ни характер. Одна является богатой помещицей-благотворительницей, другая — бандершей из злачного квартала, а третья — молодой медсестрой. Но при этом все они носят одно имя и представляются «писакой» как женщины, «в жилах которых течет древняя благородная кровь басков». «Здесь нет никаких аргументов в пользу того, что это одна и та же женщина, которая переодевается или волшебно перевоплощается. Перед нами различные персонажи, совпадение имен при несовпадении прочих характеристик — своего рода аналог омонимии», — отметил ученый. В другой главе персонаж, который на протяжении всего рассказа «писаки» представляется как слабый, физически неразвитый человек, сочинитель и исполнитель всенародно любимых песен, в конце оказывается полицейским-сержантом, пытающимся эвакуировать монастырь во время стихийного бедствия и гибнущим под развалинами этого монастыря. «Может быть, перед нами тезка, другой персонаж, с таким же именем? Нет — внимательно присмотревшись к тексту, мы делаем вывод, что это тот же персонаж, внезапно поменявший все свои содержательные характеристики, но оставшийся при том же самом имени. Поэтому перед нами что-то вроде полисемии». Четвертый вид персонажа в романе М.В.Льосы — синонимичный — представлен в романе через описание целого ряда героев «безумного писаки», обладающих рядом буквально совпадающих характеристик, и в качестве персонажей единого повествования взаимно дублирующих друг друга по этим признакам.

На основе персонажной асимметрии, как утверждает ученый, можно выделить и проанализировать различные схемы организации повествования. Интересно, что некоторые омонимические схемы (два персонажа являются одним; два персонажа обмениваются наименованиями; так называемый «предикативный персонаж») можно выявить и в более ранних текстах, например, в детективно-приключенческой литературе XIX века. В частности, в рассказах о Шерлоке Холмсе Артура Конан Дойля «Отождествление личности», «Человек с рассеченной губой», «Приключение клерка», где два разных персонажа с различными характеристиками оказываются одной и той же личностью. А в литературе XX века, например в романе М.В.Льосы «Зеленый дом», эта схема используется уже в структуре повествовательного осложнения. Один из персонажей, вышедший из тюрьмы, грубый, жестокий человек, оказывается той же физической личностью, что и персонаж другой части романа — учтивый, приветливый сержант жандармов. «Различия характеристик героев двух частей романа отражают объективные изменения персонажа, обнажают то, что было бы непонятно без этого приема. Этому способствует и само фрагментарное изложение, полное разных ролей, основанное на несоответствии формы и сюжета, преднамеренности неполного раскрытия фактов. Двойное наименование одного и того же персонажа, если говорить в омонимическом аспекте, затрудняет идентификацию двух героев, «недотягивает» ее, и тем самым делает это отождествление более впечатляющим», — подчеркнул Федор Двинятин.

Схема, по которой два персонажа обмениваются наименованиями, где варьирование формы сочетается с омонимией (не только одного персонажа именуют по-разному, но и разных — одинаково) ,представлена, например, в рассказе Г.Т.Честертона «Скандальное происшествие с отцом Брауном», где читатель невольно совершает неправильное отождествление мужа и любовника героини. Буржуазный муж оказывается, вопреки ожиданию, молодым красавцем, а романтический поэт — любовник — пожилым брюзгой. Третья схема с использованием предикативного персонажа — это, например, когда повествование строится с упоминанием того или иного «условного» персонажа, который должен соответствовать одному из реальных персонажей, но неясно, кому именно. Так, в романе турецкого писателя Орхана Памука «Меня зовут красный» фабула строится на том, что убит средневековый стамбульский миниатюрист, и преступление совершил один из его трех учеников. Три ученика в трех разных, рассеянных по повествованию главах ведут речь от своего лица, и еще одна глава написана от лица убийцы. Среди представленных четырех персонажей реальными являются три — так как двое оказываются в конечном итоге тождественны друг другу.

Примером синонимичной схемы организации персонажей могут быть произведения с альтернативными повествованиями. В частности, описание двух или нескольких непересекающихся миров, где персонаж, не теряя своей внутренней идентичности, переходит из одного мира в другой, играет там разные роли, участвует в разных совокупностях обстоятельств — как, например, в романе французского писателя Ремона Кено «Голубые цветочки». Другая схема проецируемой фабулы — когда действие «здесь и сейчас» связано с каким-то мифом или другим известным литературным произведением — может быть представлена на примере романов Джеймса Джойса «Улисс» или Джона Апдайка «Кентавр». «Перед нами персонажи, которые, с одной стороны, являются принадлежностью одного пространства-времени, современного, социально мотивированного, особого реалистического мира, но в тоже время являются проекцией персонажей некой другой истории, которая разворачивается в другом пространстве-времени, без каких-либо обозначенных автором переходов», — пояснил ученый.

В дискуссии о более широком применении классификации персонажей, которая последовала после лекции, ученые отметили, что предвестники подобных персонажных конфигураций, уже описанные в классических литературоведческих исследованиях, существуют в текстах и Пушкина, и Толстого, и Достоевского, и Гоголя. Например, можно провести параллель с техникой «двойничества» в хорошо известных всем произведениях, ряда персонажных эквивалентностей или противопоставлений, которые порождают множество смысловых вариаций. Или, к примеру, некоторые принципы персонажной организации, развитые в произведениях Борхеса или Марио Варгаса Льосы, эти писатели почерпнули еще в произведениях общего для них любимого автора Мигеля де Сервантеса — то есть исторически проследить такие примеры можно вплоть до XVII века! Сегодня, как отметил Федор Двинятин, исследователям при работе над подобным анализом важно учитывать обстоятельства, которые ограничивают аналогию языкового знака и персонажа. Во-первых, персонаж является динамической структурой, складывающейся из неоднократных, как прямых, так и косвенных, упоминаний в тексте, данных в линейной последовательности, от начала текста к его концу. А лексема и любой языковой знак этими свойствами не обладает. Во-вторых, языковые знаки являются частью некой общей системы, которая в целом не является продуктом индивидуального творчества. А художественный текст — плод творчества одного автора, который задает правила игры, неизвестные читателю при первом прочтении, что тоже ограничивает аналогию. Поэтому персонажная асимметрия является скорее базовой системой, предпосылкой разного рода дальнейших явлений в этой области.

Татьяна Семме

Фото: Сергей Ушаков

 

Новости СПбГУ