В ноябре исполнилось 125 лет со дня рождения Николая Сергеевича Тимашева, выдающегося русского социолога, правоведа и журналиста.

Сергей Николаевич Тимашев

Он учился в Императорском Александровском лицее, а потом слушал лекции в Страсбургском университете. Вернувшись из-за границы, Тимашев защитил в 1914году в Санкт- Петербургском университете диссертацию под названием «Условное осуждение», получил степень магистра права, а в следующем году был приглашен читать в нем лекции.

Одновременно Тимашев состоял личным секретарем своего отца, который в то время был министром торговли и промышленности. В ходе этой работы он познавал систему государственного управления, и это знание стало своеобразной основой дальнейшей научной и публицистической деятельности. Как и его отец, Тимашев выступал за реформы. В 1917 году он, теперь уже доктор права, разрабатывал законопроекты по поручению Временного правительства, в частности препятствующие приходу большевиков к власти. Антибольшевистский пафос его правоведческой деятельности был замечен, и в 1921 году из-за угрозы ареста он вынужден был оставить лекции в университете и вместе с женой и братом (отец умер в 1920 году) бежать в Финляндию. Оттуда он перебрался в Берлин, где публицистика стала важным средством существования. Он печатался в кадетской газете «Руль» и в журнале «Русская мысль».Философски и политически Тимашев ближе всего был к редактору этого журнала, П.Б.Струве: он так же отвергал революционные методы борьбы, которые разрушают основы национально-государственного бытия и правовую преемственность в его развитии.

Манифест демократии

В 1924 году в Берлине стал издаваться «республиканско-демократический орган» — журнал «Свободная Россия». Задачей журнала было дать слово всем, кто приемлет «принципы демократии и республики как незыблемые основы государственной жизни». В третьем номере этого журнала появилась статья Тимашева «Мысли о демократическом будущем России». Он исходил из того, что «Россия демократическая» «скрыто вырабатывалась за последние десятилетия дореволюционного периода». Публицист отверг попытки «известных слоев русской зарубежной общественности» подвергать нападкам «идею демократии». Он писал: «Демократия есть народовластие, но не народоправство». И пояснял: «Верховная власть народа во властвовании такого типа означает принадлежность народу права определения лиц и групп, которые будут на ближайший период времени осуществлять власть». В России, по мысли Тимашева, ждут не «режим “сильной власти”», а такой режим, который «снял бы с личности невыносимую опеку государственных органов и дал бы каждому полную уверенность в невозможности произвольного вторжения в его индивидуальную жизнь». Демократия представлялась ему «неразрывно связанной с понятием о самоценной личности, той личности, постоянным взаимодействием которой с другими рождается, возвышается и низвергается демократическая власть». Тимашев утверждал «ответственность каждого за то, чтобы из возможностей, открывающихся при демократии, народом были избраны наиболее его достойные».

Статья стала фактически его программной декларацией как публициста. Политический идеал, в ней сформулированный, он отстаивал до конца жизни.

Критика «Поднятой целины»

В конце 1920-х годов ученый-публицист переехал в Париж, где преподавал в Славянском институте Сорбонны, печатался в журналах «Современные записки» и «Путь» и работал помощником редактора газеты «Возрождение». В этой газете он выступал и как литературный критик, усвоивший метод «реальной критики» Н.А.Добролюбова. Об этом свидетельствует его отзыв о первой книге романа М.А.Шолохова «Поднятая целина». Тимашев поставил вопрос о политических взглядах писателя и пришел к выводу, что если автор романа и не «стопроцентный сталинский молодец, то красным духом заражен сильно». Но критик не ругал автора за его взгляды, а с удовлетворением констатировал силу таланта писателя, «неугасимую свободу духа» — «способность вспыхивать ярким пламенем и создавать до жути правдивые картины».

Правду романа Тимашев видел в том, что «предельной жестокостью веет от отдельных эпизодов “классовой борьбы” в Гремячем Логу»; в том, что роман передал острую до нестерпимости боль «второй аграрной революции», снявшей с мест и забросившей за полярный круг, если не прямо в могилу, несколько сот тысяч крестьян, обозванных кулаками»; в том, что «как бы живые проходят образы тех рядовых, ничем не выделяющихся людей, которые то входят в машину, дробящую Россию, то подвергаются её ударам».

Отъезд в США

В 1932 году профессор Гарвардского университета П.А.Сорокин пригласил Тимашева участвовать в коллективном труде «Динамика социального и культурного развития». К разработке этой темы было привлечено 60 крупных европейских и американских ученых. При этом было решено, что автора одной лучшей работы пригласят на службу в Гарвардский университет. Выбор пал на Тимашева. Так в сентябре 1936 года он оказался в США. В этой стране он утвердился как выдающийся социолог в таких книгах, как «Социология права», «Теория социологии», «Социологический анализ». Как авторитетный социолог он много выступал по радио и в газетах, особенно в «Нью-Йорк таймс». Вместе с тем он оставался русским публицистом, писал для газеты «Новое русское слово» и для «Нового журнала».

В годы войны

«Новый журнал» был создан в 1942 году, когда многие русские эмигранты в Нью-Йорке, в том числе такие деятели культуры, как Сергей Рахманинов, Михаил Фокин, Сергей Конёнков решили сделать всё, чтобы помочь своему народу в борьбе против фашистской агрессии. В первом номере журнала редакционная группа писала: «Кто бы ни руководил страной, армией в ее героической борьбе, мы всей душой желаем России полной победы». Другой программный тезис журнала гласил: Россия «приняла весь удар на континенте Европы на себя и тем самым спасла положение, дав возможность Англии и Соединенным Штатам подготовиться к дальнейшей борьбе. Теперь Россия, Англия и Америка или потерпят общее поражение, или одержат общую победу». Тимашев тоже считал принципиально важным союз России с этими странами.

В 1943 году он опубликовал статью «Война и религия в советской России» в связи с выходом в Москве книги «Правда о религии в России». Как вдумчивый публицист-исследователь, Тимашев предложил читателям исторически посмотреть на то, что «произошло в России с религией за время войны». По его мнению, коммунистическая власть трижды «прибегала к мерам прямого насилия» в отношении деятелей православия, которое «почти тысячу лет служило стержнем русской культуры», — в 1922–1923, 1928–1929 и 1937–1938 годах. Но в 1934–1936 годах, по наблюдениям публициста, «были упразднены такие приемы антирелигиозной пропаганды, как антирождественские и антипасхальные карнавалы; была восстановлена продажа обручальных колец, равно как и продуктов, необходимых для приготовления куличей и пасок; было разрешено иметь рождественское дерево, хотя бы и под названием новогоднего».

Тимашев утверждал: «Уступки делались в виде составной части общей политики сближения с отвергнутым было прошлым, в угоду национальному чувству, в коем, в преддверии войны, считавшейся весьма вероятной со времени польско-германского пакта (январь 1934 года), явилась потребность». Второй этап этой новой религиозной политики автор датировал январем 1939 года, когда советское правительство вновь ощутило «не только неизбежность, но и близость войны».

Публицист использовал информацию, почерпнутую из советской и западной прессы, полученную от западных корреспондентов, побывавших в Москве, из дипломатических и западноцерковных сфер. Он нарисовал картину «благосклонного отношения советского правительства к религии» в 1941-1942 годах. Но отметил и двойственность политики, в частности сказал, что «церковь вот уже восемнадцать лет без Патриарха, так как правительство не позволяет созвать Церковный собор».

В заключение Тимашев дал читателям два вывода. Он подчеркнул, что все «церковные тягости не привели к тому, на что рассчитывал Гитлер по русскую сторону фронта: не произошло раскола нации, который ожидался как раз на почве недовольства антирелигиозной политикой власти. Новая религиозная политика, заостренная в годы войны, оправдала себя». В другом выводе Тимашев указывал, что «миролюбие» власти, необходимое «пока идет война», «может оказаться и ненужным по ее окончании». Предотвратить это можно, если в процессе войны произойдет «хотя бы некоторое внутреннее сближение России с её демократическими союзниками» и если продолжится «тяга к сочетанию национально-исторических традиций с коммунистическим планом общественного переустройства».

О великом отступлении

В статьях «Нового журнала» публицист утверждал тему церкви и вырабатывал понимание исторического процесса в России при Сталине. Они стали основой его исследования «Великое отступление». Оно вышло в Нью-Йорке в 1946 году. «Великим отступлением» Тимашев назвал изменение советской политики, начавшееся в 1934 году: в деревне стали разрешать обрабатывать индивидуальный участок земли, предоставленный колхозом, и выращивать личный рогатый скот. « В целом колхозы управлялись теперь значительно лучше и не зависели всецело от Москвы». Был отброшен принцип равной оплаты труда «независимо от его результатов». Был отклонен и «так называемый интернационализм». «“Россия в первую очередь” — теперь это актуальный принцип российской политики», — констатировал исследователь. «Великое отступление, — заключал Тимашев, — спасло разом и независимость России, и тех, кто был у руководства. То была ожидаемая награда за способность увидеть вещи, какими они были в реальности, а не такими, какими они должны быть согласно одной Доктрине или другой».

Можно сказать, что публицист и сам старался не терять «способность увидеть вещи, какими они были в реальности», даже в послевоенные годы, когда в русском Нью-Йорке доминировала не самая объективная, весьма воинственная публицистика. Софья Прегель, редактор журнала «Новоселье», писала другу в Париж, что «обстановка тяжелая», что «клика» «Нового журнала» считает всех несогласных «предателями, в лучшем случае “слабоумными” или выжившими из ума». Тимашев, кажется, был вне этой клики. Но в какой мере он оказался затронут этими настроениями или противостоял им, еще предстоит выяснить.

Прогнозы на будущее

В 1959 году Тимашев вошел в редакционную группу «Нового журнала». За шесть лет работы он опубликовал в нем пятнадцать статей. Как и в1924 году, он исходил из того, что в будущем Россия станет демократией, продолжал исследовать те процессы русской советской жизни, которые неизбежно должны были в ходе исторической эволюции завершиться установлением нового режима. Показательна в этом отношении статья «Две идеологии (Мысли о современном положении в России)».

Здесь мы видим характерную для Тимашева антитетичную композицию. В «Мыслях о демократическом будущем России» он противопоставлял два понятия — демократический строй и строй, подавляющий свободу. В статье о положении церкви рассматривались две противоположные политики — антирелигиозных репрессий и «благосклонного» отношения к религии. В статье конца 1950-х годов сказано о наличии взаимоисключающих комплексов — «официальной идеологии» правящей власти и «вольной идеологии» народа.

«Официальная идеология» пятидесятых годов — это принципы «коллективного руководства», «сталинское учение о роли партии в бесклассовом обществе», вытеснение «русского патриотизма, заостренного Сталиным», «советским патриотизмом», понимаемым как «лояльность к общественному строю».

«Вольная идеология» — это «участие в религиозных обрядах», студенческое отрицание диамата как «скучного и ненужного предмета», «широко развитое отвержение коллективизации сельского хозяйства», «возврат к частному предпринимательству в розничной торговле и легкой промышленности», «стремление к свободе творчества», «требование оградить личность от произвола власти», «религиозная терпимость».

Вскрыв составляющие «двух идеологий», Тимашев заключал: «В России есть идеологический конфликт, который будет продолжаться, пока власть будет переходить — в порядке интриги и применения кулачного права — к дальнейшим носителям официальной идеологии. Но оборвется преемственность власти от октябрьского победителя, и навязанная России идеология рухнет. Хочется верить, что тогда нынешняя слабая и серая “вольная идеология” сумеет быстро развиться и показать России надлежащий ей путь…»

Если посмотреть на этот вывод и статью в целом в свете нашей истории последних десятилетий, то нельзя не признать значительную верность наблюдений и публицистического прогноза Тимашева. Ему это удавалось, потому что он руководствовался, как правило, принципами исторического и социологического анализа. Его метод позволял выявлять антиномии исторического процесса, видеть борьбу противоположностей на различных этапах русской истории советской эпохи. Благодаря применению этого метода его исследовательская публицистика в немалой степени поучительна и сейчас, а его подходы могут иметь методологическое значение, например, принцип сочетания национально-исторических традиций с новым планом общественного переустройства.

 В.В.Перхин,
профессор кафедры истории журналистики