В 2003 году, уже после смерти В.Ф.Барабанова вышла в свет его книга «Память. Страницы жизни».Предисловие к ней написал В.Н.Красильников, в то время проректор по научной работе СПбГУ.  Это издание стало скромным памятником гражданину, патриоту, ученому. 

Дело и Слово

В 1962 году ректор ЛГУ А.Д.Александров, прозорливо оценив деловые качества молодого доктора наук, пригласил В.Ф.Барабанова на должность проректора по научной работе. Деятельность Владимира Федоровича на этом посту позволила ему в полной мере проявить свой природный талант незаурядного организатора. Работавшие вместе с ним в ректорате М.С.Панфилова и А.М.Петрунькин подчеркивали в своих воспоминаниях высокую активность и настойчивость проректора. Ключи к развитию вузовской науки в те годы находились в Москве, и Владимир Федорович не жалел сил и времени на отстаивание интересов Университета в кабинетах Минвуза и Госплана. Примечательно, что при этом он считал принципиально невозможным добиваться каких-либо материальных благ для собственной кафедры. Только после ухода из ректората Владимир Федорович направил свою энергию на развитие и укрепление университетской геохимии.

Высокую оценку действий Владимира Федоровича на посту проректора подтверждает поступившее ему в те годы приглашение на пост ректора Саратовского университета. Впрочем, В.Ф.Барабанов от этого лестного предложения решительно отказался, не представляя своей жизни вне стен Ленинградского университета, в отрыве от его геохи­мической научной школы. Лучшие качества подлинного научного организатора проявляются не столько в умении добиться поставлен­ной цели, сколько в выборе приоритетов, эту цель определяющих. У Владимира Федоровича был несомненный дар в выборе идей, руководивших его деятельностью.

Интервью В.Ф.Барабанова корреспонденту газеты «Вечерний Ленинград». 5–6.04.1973. К статье «Природу надо выручать»

В первую очередь, следует вспомнить его убеждение, что современная геология должна базироваться на новейших достижениях физики и химии. И как результат — создание кафедры с мощной экспериментально-приборной базой.

А его многолетнее служение вольфраму — одному из важнейших металлов XX века! Знания о вольфраме, о его месторождениях собраны и систематизированы теперь благодаря многочисленным экспедициям и регулярным Всесоюзным совещаниям по вольфраму, организованным В.Ф.Барабановым. А в качестве заключительного аккорда — выход в свет трехтомной энциклопедии по вольфраму, удосто­енной недавно первой премии Петербургскою университета за научные труды.

В 70-е годы Владимир Федорович одним из первых в нашем городе обращается к острым экологическим проблемам. Под его руководством в университете начинает работать Совет по экологии, объединивший ученых самого различного профиля. В свет регулярно выходят сборники трудов этого Совета. Свое экологическое кредо — «организм не может жить в среде своих отходов» — Владимир Федорович активно отстаивал и в Горисполкоме, доказывая, в частности, вредность проектов, предполагавших использование в жилищном строительстве намывных грунтов из Невской губы.

Но главным приоритетом для Владимира Федоровича была педа­гогическая деятельность, выходившая далеко за рамки обычной профессорской нагрузки. Владимир Федорович чрезвычайно остро ощу­щал жизнь как эстафету поколений. Он стремился передать своим младшим коллегам, студентам и даже школьникам, не только глубокие знания, но и неизбывное стремление к поиску истины. Своим личным примером он демонстрировал величайшее внимание и уважение к научной предыстории сегодняшнего дня, к своим учителям — явным и неявным.

Высочайшая степень валентности к жизни Владимира Федорови­ча приводила к многогранным, порой даже неожиданным проявлени­ям его яркой личности. Я думаю, что наиболее общую характеристику этого удивительного человека дает недавно возродившееся древнее слово «соборность».

Владимир Федорович с детства познал людскую доброту и отзыв­чивость. Ведь если бы не бескорыстное участие в его судьбе и далеких родственников, и простых односельчан, то рано осиротевший мальчик из ярославской глубинки никогда не смог бы стать профессором университета. Владимир Федорович не только с благодарностью вспоминал вырастивших и воспитавших его людей, но и сам исповедовал запо­ведь — жить для людей, жить для общего дела.

Летом 1942 года младший лейтенант Барабанов заботится о своих бойцах, организуя перекрытие окопов своего взвода покореженными стальными листами. Эти неординарные действия вызвали раздражение особистов и уважение опытных боевых командиров.

В стенах университета Владимира Федоровича отличала его отзывчивость и внимание к своим соратникам и коллегам. Ни от кого мне не приходилось слышать столько благожелательных характеристик, начинавшихся его любимой фразой: «Это очень достойный человек». Деятельность Владимира Федоровича в Совете ветеранов была пронизана желанием поддерживать героических участников Оте­чественной войны, в первую очередь, добрым уважительным словом в честь их заслуг и свершений.

Владимир Федорович был щедро открыт для контактов. Он знал очень многих универсантов, умел подмечать в людях наиболее сильные стороны и охотно подчеркивал их в беседах, статьях и выступлениях. Даже о первых научных результатах, полученных дипломантами своей кафедры, он говорил с искренней гордостью и уважением.

Владимир Федорович был в высокой степени пристрастен к судьбам русского народа. Им собран интереснейший материал по истории родного края. Я помню короткий и острый спор, вспых­нувший при случайной встрече Владимира Федоровича и Льва Николаевича Гумилева. Незадолго до этого вышла в свет книга Л.Н.Гумилева «Древняя Русь и Великая степь», в которой был дан блистатель­ный, но объективный анализ взаимоотношений двух полярно проти­воположных этносов. Для Владимира Федоровича не существовало никаких сомнений в том, что в данном случае эти полюса надо раз­личать по знаку: «Как можно смириться со страданиями и разорением, причиненными Ордой русским княжествам?».

Владимир Федорович любил вспоминать известный эпиграф к роману Б.Ясенского «Заговор равнодушных». И временами он бывал громогласно неравнодушен в ситуациях, когда большинство благопо­лучно отмалчивалось. Такие случаи он оценивал с иронией — «я опять показал свое плохое воспитание». Но разве безразличие и созидание могут быть совместимы между собой?

И еще об одном даре Владимира Федоровича нельзя не сказать. В далекие двадцатые года поэзия пробудила в бедном провинциальном мальчике любовь к родному Слову. Именно эта детская увлеченность языком Некрасова и Кольцова была первым проявлением несомнен­ной одаренности маленького Володи. И впоследствии в годы учебы в ленинградской школе классическая литература активно формировала личность будущего ученого.

Владимир Федорович любил и говорить, и писать. Пожалуй, среди университетских естествоиспытателей он был самым «пишущим». В его стиле сочеталась обстоятельная неторопливость профессиональ­ного лектора с ясной изысканностью тонкого ценителя русской сло­весности. С одинаковой легкостью он растолковывал в своем учебнике сложные геохимические проблемы и рассказывал в серии историчес­ких очерков о нелегком пути ветеранов Великой Отечественной вой­ны. Владимир Федорович верил в силу Слова, сопутствующего Делу. Логичная и настойчивая аргументация позволяла ему одерживать верх в научных дискуссиях. Убедительным Словом он склонял на свою сторону людей, от которых зависел успех Дела.

В последние годы Владимир Федорович работал над книгой вос­поминаний. Незадолго до кончины он показал мне уже написанные главы этой рукописи. Глава о блокаде завершалась шестнадцатым августа 1942 года. Ее конец потряс меня своим простым трагизмом. Я привожу его.

«Рассказываю я все это вот почему. Очнувшись после наркоза, я с удовольствием обнаружил себя в светлой комнате, лежащим на удобной кровати, накрытой чистым бельем и теплым одеялом. Рядом на стуле сидела женщина в халате. Увидев, что я открыл глаза и стал шевелиться, она положила мне руку на лоб и добрым, ласковым го­лосом, предупреждая мои вопросы, начала разговор. «Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Операция прошла успешно. Вы еще прекрасно сможете работать председателем колхоза». — Я опешил. — «Что же произошло? Я вижу, слышу, у меня ничего не болит. Почему вы меня пугаете колхозом?» — Женщина в халате, а это была оперировавшая меня врач Ася Моисеевна Азбель, волнуясь, объяснила мне, что у меня ампутированы правая рука и левая нога. — «А боль появится, как только пройдет наркоз. Но мы ее облегчим…» — успокаивала она меня. Да! Было над чем задуматься. Геолог-геохимик в 24 года без руки и ноги. Как жить-то?»

Ответ на поставленный вопрос Владимир Федорович дал всей своей более чем полувековой последующей деятельностью. Жить надо было именно так — достойно, целеустремленно, плодотворно. Наперекор роковым обстоятельствам Владимир Федорович прожил долгую и все-таки счастливую жизнь, озарив светом своей души и своего талан­та окружавших его людей и оставив навсегда в их сердцах благодарную и уважительную Память.

В.Н.Красильников